43.
Туман, как будто плывешь глубоко под водой. В ушах гудит, как бывает, когда прислушиваешься к морской раковине. Сознание плавает, и толком не понимаешь, где ты, чего ты... Надоело так плавать! Надоело! Выплыть бы наверх, воздуху глотнуть, полежать на солнышке. Только проблема - не знаешь, где в этом водном мире верх, где низ... и ничего не видно. Совсем...
Вот, кажется, кто-то тянет за шкирку, и плывешь, плывешь. Куда-то вбок. Оказывается, верх был там...
- ...у тебя его глаза. Синие. Его улыбка, в те редкие моменты, когда ты улыбаешься. Его голос... его... память... Ты совсем, как Денис, - прошептала Рон, заглянув в безвольные, больные полузакрытые глаза...
- Я - Влад, - сказал он твердо, и в голосе, вдруг окрепшем, растерявшим всю болезненную хрипотцу, прозвенела сталь. - Но все равно спасибо. Что лечишь. Пусть даже в память о нем...
- Да... на, держи, - Рон положила что-то в его ладонь и сжала ее в кулак. - Твоя пуля.
- И эта маленькая сволочь сидела у меня в спине! - скучно воскликнул Влад, подбросив кусочек металла на ладони. Не поймал: рука не слушалась. - Слишком маленькая... поэтому я и не смог ее вытащить...
- Расковырял рану только! Долго будет заживать. Она и гнить начала уже... Теперь у тебя в спине вот такенная дыра, - Рон даже зачем-то улыбнулась.
- Ничего, до слета заживет, - с искренним оптимизмом заметил Влад и закрыл глаза...
- О чем вы там шушукаетесь? - поинтересовался Ив. В суть разговора он особо-то не вникал. Было дело поважнее - открыть замерзшую напрочь банку консервов.
- Ни о чем, - Рон подошла и присела рядом.
- Я не против, конечно, - Ив последним усилием открыл банку и поставил ее греться. - Но ты... не говори с ним лучше. Он зубы заговаривать мастер. Всегда так: заводит какую-ньть задушевную беседу... как со мной о сыне... и все. Понимаешь, ведь?
- Ага, - задумчиво протянула Рон и взяла прут - пошевелить угли.
- Не нравится он мне, - сказал Ив через некоторое время. - Может, пристрелим его, и дело с концом? Он же играет с нами. Видишь ведь. Как кошка с мышкой. Вот надоест ему - и нам хана... - Рон молчала. - Ты думаешь, он так и даст отвести себя на слет?! - начал распаляться Ив, но вовремя сбавил громкость, чтобы Влад не услышал.
Молчали некоторое время. Забыли про банку консервов. А в ней лед уже растаял в воду, которая начала пузыриться по краям жестянки. Запахло гороховым супом...
- О чем он с тобой говорил вообще? - спросил Ив.
- Про город этот рассказывал. Каким он был до войны... - Рон осеклась и уставилась на окно, за которым всего-навсего торчало еще одно мертвое дерево, какие тут на каждом шагу.
- Ты чего? - Ив насторожился и подтащил поближе автомат.
- Яблоня. Смотри...
- И что?..
- Он тут жил раньше... на втором этаже. Яблоня... он говорил, ветки до окна доставали, что яблоки можно было рвать и есть...
Ив хотел сказать пару ласковых, но, увидев сияющее счастьем лицо сестры, передумал, и, пробурчав что-то, отхлебнул горячего супа из банки. Отхлебнул снова и передал банку Рон...
44.
Темно. Когда нет солнечных трещинок, земля и небо почти что сливаются, и трудно что-нибудь различить. Особенно здесь. В городе. Только белые пятна снега на черном асфальте подсказывают - земля, вот она...
Влад некоторое время шел без света. Осторожно, на ощупь. Только когда отошел на приличное расстояние, вытащил из кармана фонарик. Ивов. И куртка на Владе - тоже его. Иву она была явно большая - рукава он завернул аж наполовину. Владу курка была как раз, если не считать, что коротковата. Прежний малорослый хозяин ее явно подрезал... наверно, чтоб бегать не мешала.
С фонариком идти было легче. Порой он выхватывал из темноты знакомые предметы, как память, бывает, неожиданно покажет яркий кусочек прошлого...
Граффити на стенах... Влад улыбнулся, узнав парочку своих надписей. Постоял с минуту, глядя на них и думая о чем-то...
Да, это был его город, его район и... обычный путь до рынка, который он, когда был еще мальчишкой, каждый день проходил с матерью и... братом... А во время войны - только с братом. Он помнил, там был пункт раздачи хлеба и кипятка... Ходили, зимой, вдвоем... брали на свои талоны и на талон матери, которой к тому времени давно не было в живых. Пытались жить одни... И жили ведь, целый год. Потом Денис заболел, и Влад, чуть не замерзнув насмерть по дороге, притащил его в приют на санях. Выбор был небольшой: или брат, или свобода. Денис бы умер без лечения, поэтому Влад, скрипя зубами от злости, и на него и на себя, пошел "сдаваться"... Влад, бывало, частенько начинал беспричинно ненавидеть Дениса - за то, что тот заболел тогда. За то, что попали в приют...