Выбрать главу

Мрачные, сидели Деды Морозы на скамьях в одной из камер и пересказывали друг другу разнёсшиеся по городу слухи. Большинство сходилось на том, что в их мирном сибирском городке действует заезжая банда отпетых рецидивистов. Но вот зачем банда похищает детей - тут во мнениях были разногласия. Одни считали, что детей продают за границу - для усыновления. Это были оптимисты. О том, что утверждали пессимисты, даже говорить не хочется. А ведь были ещё и циники... От них предположения сыпались одно за другим - самые страшные и ужасные.

Некоторые Деды Морозы были знакомы между собой. Каждую зиму они выходили на новогодний промысел и то и дело встречались со своими коллегами. Они могли, если что, опознать друг друга в лицо. Эти были уверены, что с ними быстро разберутся и отпустят по домам. С опасением они поглядывали на незнакомых Дедов, которых прежде не встречали. Любой из них мог оказаться преступником, нарядившимся в шубу и нацепившим сказочную бороду, чтобы соблазнить доверчивых ребятишек.

Самый молодой Дед Мороз рассказывал, как принёс нынче подарок - большой набор лего - мальчику, который накануне пропал:

- Родители забыли отменить заказ, не до того было. А как меня увидели, так сразу полицию вызвали. Все в городе словно сговорились и думают, что в исчезновениях детей виновны мы, Деды Морозы. А мы-то тут причём? Костюм нацепить любой может.

- А одна девочка, большая, уже лет десять, - жаловался другой Дед. - спряталась, как меня увидела, под кровать. И никто её так и не сумел вытащить. Даже бабушка. И подарками выманить не удалось. И сладостями. Это так на неё разговоры подействовали.

- Да, дети стали бояться нас из-за всех этих зловещих слухов, - подтвердил третий Дед. - Если бандитов не найдут, придётся на будущую зиму без новогоднего приработка оставаться.

- Шут с ним, с приработком, - вздохнул четвёртый. - Детки бы только нашлись. И все замолчали. Ещё бы, с этим не поспоришь. И не прибавишь ничего.

Дверь отворилась и полицейские пропустили в "аквариум" ещё двоих подозреваемых: один был в костюме Деда Мороза, правда, со всклокоченной бородой и полуоторванным рукавом, другой с расплывшимся синяком под глазом - и вовсе в обычной, не сказочной одежде - коренастый и с бородой не седой, а простой, русой.

- Ёлкин, - представился он, недоверчиво оглядывая сидящих в камере и притихших Дедов.

А новенький - потрёпанный - Дед Мороз стукнулся в дверь, грозно требуя:

- Посох вертайте, злыдни окаянные!

А когда понял, что требовать посох от дежурного опера бесполезно, устало плюхнулся на единственное свободное на скамье место:

- Что ж это такое деется, а? - выдохнул он.

Глава 5, рассказывающая о необычайной дерзости похитителей и их необычном виде

Всё самое страшное начинается очень буднично - и то, что его снова похитили, Матюша понял не сразу. В палату вошли два санитара с марлевыми повязками на лицах, переложили мальчика на каталку и повезли по коридору. Никто и слова не сказал. Широкие больничные коридоры были выкрашены в голубой цвет: за прошедшие сорок лет они не раз перекрашивались, и каждый раз слой краски ложился поверх предыдущего. Санитары были крупными и двигались как-то странно, если не сказать неуклюже. В белых халатах на фоне голубых стен они казались облаками, которые ветер рывками гонит по небу. Матюша спросил, куда его везут, но облака не ответили. В просторном лифте они опустились на первый этаж и через вестибюль центрального выхода выкатились на улицу. Только тут Матюша забеспокоился. Через минуту к пандусу у входа подъехала "неотложка", задняя дверь её распахнулась и каталку с мальчиком запихнули вовнутрь. Беспокойство мальчика сменил испуг и он громко закричал, но большая рука в перчатке зажала ему рот. Он поднял глаза и сжался от страха: из-под марлевой повязки на него смотрели два больших глаза. Эти глаза не принадлежали человеку. "Неотложка" двинулась с места, но вскоре остановилась - у шлагбаума при выезде с территории больницы. Мальчик рванулся, вывернулся из-под руки (или лапы?), зажимавшей ему рот, и что есть силы заорал:

- По-мо-ги-те!

Голос сорвался на фальцет, так что вышел даже не крик, а визг. Заткнуть соскользнувшего на пол мальчишку оказалось совсем не простым делом: он крутился, лягался, толкался и одновременно отчаянно визжал. Потому не слышал, как дежурный у шлагбаума спросил водителя:

- Кто там у вас?

- Буйного в психушку везём, - просипел тот.

Громко скрипя, шлагбаум медленно пополз вверх, и машина выехала с территории больницы. Выдохшегося Матюшу взвалили обратно на каталку, привязали ремнями и засунули в рот первый попавшийся кляп - грязную полиэтиленовую бахилу. Сверху кинули приготовленный полушубок. Ехали долго. Иногда водитель включал сирену, пробиваясь сквозь пробки. Затем гул машин почти стих, и вскоре "неотложка" свернула с хорошей дороги и стала раскачиваться, словно катилась по батуту. Началась грунтовая дорога. Наконец, машина остановилась, распахнулись двери и солнечный свет на мгновение ослепил Матюшу, он машинально зажмурился. А когда открыл глаза, то замер от удивления: на улице стоял оживший снеговик. Морковка, служившая ему носом, подрагивала, сжимаясь и разжимаясь, словно он принюхивался. От испуга Матюша разревелся: существо на улице было тем самым Коркодилом, что лепили они с отцом. Картофелины на его морде моргали - тонкая бурая шкурка, словно веки настоящих глаз, опускалась и поднималась, обнажая бледно-жёлтые зрачки.

- С НАСТУПАЮЩИМ! - рявкнул Коркодил.

- С НАСТУПАЮЩИМ! - дружно ответили "санитары", стягивая с себя халаты. Вышло вроде приветствия, только не праздничного, а зловещего. Как будто вовсе не приближающийся Новый год подразумевали говорящие, а нечто совершенно иное. Было невероятно трудно вместить в сознание ожившие снежные фигуры. Их выросшие по бокам, словно у пупсов, ноги и руки. Неуклюжие с виду, но стремительные движения. Мир перевернулся, став грозной сказкой - из тех страшилок, которых ребёнок боялся дошкольником. Но те прятались под картонной обложкой книжек, что читал ему по вечерам отец. А теперь сказка была вокруг, и всё ощущалось иначе. Машина привезла Матюшу в еловый лес, тёмный и недобрый. Массивные кедры, насаженные на толстый ствол или худые длинные сосны с голым телом и широкой кроной-шляпой, любят солнечный свет. Их хвоя вверху и порой до первой ветки приходится высоко забираться. Не то - ель, дерево злое, оно держит самые большие свои ветви внизу, и солнце пропадает в их густых лапах.

Матюша слышал об этом месте - заброшенном санатории к югу от города, и слышал нехорошее. Летом в детском лагере, куда отправил его отец, мальчишки рассказывали друг другу по вечерам страшилки. И самые зловещие из них были о корпусах санатория в еловом лесу. Говорили, что стоит зайти в любое из них - и человек пропадал навсегда. Мол, в давние времена, когда русские ещё не пришли в Сибирь, здесь обитали, воюя друг с другом, низкорослые лесные народцы. И были они настолько дурные, что в годы, когда зверь уходил к югу и наступал голод, поедали людей. Вскоре он увидел эти корпуса: нежилые, с пустыми глазницами выбитых окон, они стояли друг напротив друга. А между ними.... Всё пространство между ними было забито слепленными снеговиками. Каких только уродцев не было здесь! Маленькие и большие, толстые и худые, из одного снежного шара и из целого десятка. Сотни морковок торчали в разные стороны и сотни глаз-пуговиц, глаз-картофелин, глаз-углей пугающе смотрели по сторонам, но живыми оказались только трое, слепленных старшим и младшим Ёлкиными - Хоккеист, Гонщик и Коркодил. Четвёртый оказался ростом с самого Матюшу. Он стоял с капризным и злым лицом, а глаза его были сделаны из двух старых пятикопеечных монет. Одна смотрела на мир орлом, а другая - решкой. Мальчик не знал, что этого снеговика тоже сделал его отец и назвал про себя капризного коротышку Худоросликом.