Мадлен отползла и вжалась в дальний угол кузова, села на холодный металлический пол. Услышала, как мужчина пополз к ней, и сжалась всем телом. Теперь они сидели вдвоем в замкнутом пространстве, и мужчина был так близко, что она чувствовала его учащенное дыхание на своей шее. Она подняла голову. Что бы он сейчас ни собирался делать, он должен смотреть ей в лицо. Мадлен расправила плечи и, несмотря на то что она ничего и не могла видеть из‐за ленты на глазах, с вызовом уставилась на своего похитителя.
Мадлен ждала, кажется, целую вечность, хотя прошло всего несколько секунд. Смотрел ли он на нее в этот момент? Должно быть, внутри грузовичка была кромешная тьма. Он включил фонарик на телефоне? Светил на ее лицо, тело?
Она почувствовала прикосновение чего‐то резинового к щеке. Свиное Рыло… Даже сейчас, сидя в темноте, где его никто – особенно Мадлен – не видит, он все еще сидел в своей гадкой маске. И терся своим лицом о ее, словно животное. Она тяжело сглотнула, но не опустила голову.
И тут безо всякого предупреждения он схватил ее за ноги и потянул вперед. Звук резко разматывающегося скотча эхом разлетался по кузову. Сперва он обматывал ее ступни, потом бедра – он крепко связал ноги. Она еще в поле поняла, что бежать бессмысленно. Теперь же это было невозможно. Свиное Рыло выпрыгнул из грузовика и захлопнул за собой дверь.
Через пару секунд завелся мотор, грузовичок медленно двинулся с места. Связанная, с заклеенным ртом, брошенная в кузов, словно животное на убой, она качалась из стороны в сторону, ударяясь плечом о пол. Сперва машина ехала по влажной траве, а позже свернула на твердую гравийную дорогу. Когда они стали подниматься на крутой холм, Мадлен покатилась вниз – к задним дверям. Она слышала, как под колесами хрустит гравий. Водитель нажал на газ, и двигатель зарычал еще громче. Он со скрежетом переключил скорость, и Мадлен услышала из‐за деревянной перегородки его крик. Она начала молиться: пусть грузовичок остановится, пусть не взберется на холм… Но он снова вжал педаль газа в пол, и грузовик дернулся вперед. Они забрались на вершину, Мадлен подбросило в воздух. Позвоночник пронзила острая боль, когда она приземлилась на спину.
Здесь местность была ровнее. Мадлен представила, что они едут по дороге вдоль реки. Ощупывая все вокруг, она протиснулась между боковым колесом и стенкой кабины водителя. Ногам было больно, но так, по крайней мере, она могла оставаться неподвижной на поворотах – ее больше не бросало из стороны в сторону.
Только когда машина притормозила на светофоре, Мадлен обратила внимание, что бьет коленом в стенку грузовика. Машина набирала скорость, и она поняла, что, судя по всему, ее слышали. Тогда она начала бить по деревянной перегородке. Долбила снова и снова! Она не знала, на что надеется, но была уверена, что будет бороться до последнего вздоха!
Водитель дал по тормозам. Мадлен швырнуло вперед, она улыбалась. Что, бесит, да? Потом она услышала, как открылась дверь кабины, и внутри все замерло.
– Я разберусь с машиной, – сказал кто‐то, стоя на улице. Это был тот водитель, который вез ее до этого. Сейчас, получается, за рулем сидит Свиное Рыло. – Я поменял номерные знаки и закрасил стенки баллончиком. Теперь ты сам по себе.
Мадлен понимала, что она, получается, тоже.
3
“Благодаря ее неустанному преследованию убийце вынесли приговор.”
Лежа в комнате, он слышал свое медленное дыхание, но голоса снизу все еще доносились до второго этажа. Он знал, чем они занимаются. Этот звук, который издает мужчина, он слышал множество раз. Много мужчин делали это с его мамой.
Он терпеть не мог, когда мужчины приходили к ним в квартиру. Там была лишь одна спальня. Ему приходилось сидеть на кухне, качать Трэвиса в коляске и ждать, когда мужчины уйдут. Один из мужчин однажды заставил его стоять в проеме двери и смотреть. Как же ему хотелось схватить нож из кухонного ящика и вонзить ему в его волосатую спину! Но вместо этого он просто застыл на месте, чувствуя, как тепло стекает вниз по ногам, впитывается в пижамные штаны. Эту пижаму ему подарил дедушка. На кофте – маленькие футбольные мячики.
До рождения Трэвиса, когда они жили с мамой вдвоем, он был счастлив. И она тоже. Они вместе играли, и со временем он понял, как ее рассмешить. Слыша ее смех, он чувствовал себя особенным. Хотелось, чтобы она смеялась все время. С появлением Трэвиса улыбка исчезла с ее лица. Он использовал старые методы, чтобы ее развеселить, но все было впустую. Песни, танцы, даже этот прикол, когда он прижимался лицом к окну, сплющивая нос – все это, кажется, только сильнее ее расстраивало. Вскоре ему стукнуло пять. Мама так устала, что просто забыла про его день рождения. Он все равно загадал желание. Но оно так и не сбылось.