– Я бы с радостью, но я сегодня главный на кухне.
Сэм вскидывает глаза на Иста и спрашивает:
– Рыбный пирог?
– Уже готовлю, – отвечает он, берет Мадлен за руку и тихо спрашивает: – Я могу тебя чуть попозже украсть минут на пять? Мне нужно поговорить с глазу на глаз.
– Все в порядке? – спрашивает она.
– В полном. Наслаждайтесь ужином! – отвечает он и исчезает на кухне.
– Извините за опоздание, – говорит Сэм. Он опрокидывает в себя половину бокала, даже не сев за стол. – Конни заскочила на поздний обед, и мы как‐то потеряли счет времени.
– Только не говори, что ты себе подпортил аппетит.
Сэм качает головой и улыбается.
– Мадди, я страшно голоден. Ничего не ел с самого утра, – говорит он, попивая шампанское. – Когда я говорю, что Конни заскочила на обед…
Мадлен поднимает руки.
– Пап, мы отлично знаем, что ты имеешь в виду. Не надо подробностей.
Она поворачивается ко мне и качает головой.
– Разве миссис Васнески не ваша закадычная подруга, что живет по соседству? – спрашиваю я.
Сэм ухмыляется.
– Так и есть. Но сейчас она уехала в Польшу повидать мать, вернется завтра вечером.
– Мать? Сколько же лет миссис Васнески? – спрашивает Мадлен.
– Семьдесят четыре, как и мне. И мы все еще живчики! Ее матери на прошлой неделе стукнуло сто один. Мощно они оторвались в Варшаве.
Он показывает нам фото: мать миссис Васнески отмечает свой день рождения стопкой водки.
– Они меня звали, но Польша, февраль… Это слишком даже для меня.
Сэм тянется к ведерку со льдом, наполняет свой бокал.
Мадлен улыбается, а затем наклоняется, чтобы кое‐что достать.
– С днем рождения, пап, – говорит она и передает Сэму сверток, который принесла с собой из машины.
– Что тут у нас? – говорит Сэм и тянется через стол и берет нечто напоминающее большую фоторамку.
Пока Сэм разрывает дорогую оберточную бумагу, я кидаю взгляд на четырех женщин у барной стойки. Уверен, мне не показалось, что за бокалом мартини с джином они упомянули мое имя. Мадлен бросает на меня взгляд, но ничего не говорит.
Сэм отрывает последний клочок бумаги и ставит рамку перед собой. За ней Мадлен не видит его лица, но я прекрасно вижу, как он прикладывает руку к щеке.
– Это твоя первая… – начала Мадлен.
– Я знаю, что это, – перебивает он, утирая глаза. – Моя первая статья на первой полосе. Двадцать восьмое сентября тысяча девятьсот семьдесят третьего. Не думал, что однажды снова ее увижу.
Сэм передает мне рамку с изданием “Ричмонд таймс” пятидесятилетней давности, а потом встает и обнимает дочь.
– Где же ты ее нашла?
– Не поверишь, но есть у меня странные связи, – отвечает она и обнимает отца.
– У меня есть все издания с октября семьдесят третьего…
– Которые хранятся в моем гараже! – смеясь, добавляет Мадлен.
– Но это я потерял, когда съехался с твоей матерью. Она постоянно наводила порядок и выбрасывала важные вещи!
– Уверена, она тоже по тебе скучает, – говорит Мадлен и, прежде чем сесть обратно за стол, посылает ему воздушный поцелуй.
Я никогда не встречал мать Мадлен – когда я только познакомился с ней, родители уже давно развелись. Однако она намекнула, что их отношения были довольно напряженными.
Я снова оборачиваюсь, потому что слышу, что позади меня громко смеются. На этот раз одна из тех женщин точно назвала мое имя.
– Не слушай их, – говорит мне Мадлен, услышав, что они говорят. Она тянется через стол и продолжает: – Они не стоят твоего внимания, Бен.
Глава 2
За всю свою взрослую жизнь я привык к косым взглядам, к тому, что иногда на меня показывают пальцем как в самом Хадли, так и в его окрестностях. Больше двадцати лет назад, когда мне было четырнадцать, убийство моего брата Ника ужаснуло весь мир. Через год две девчонки из его класса признались, что это они убили Ника и его лучшего друга, Саймона Вокса. На момент убийства мне было восемь, в этом году будет двадцать третья годовщина смерти Ника, а многие по‐прежнему питают какой‐то нездоровый интерес к тому преступлению. После того как я узнал правду о его убийстве, СМИ снова заинтересовались историей моей семьи.
– Вы на что там смотрите? – спрашивает Сэм и оборачивается.
– Ни на что, – отвечает ему дочь.
Сэм снова поворачивается к столу.
– Мы что‐нибудь заказываем? – спрашивает он, прежде чем я встречаюсь взглядом с официантом.
– Сожалею о кончине твоего деда, – говорит Сэм Мадлен после того, как его заказ благополучно передали на кухню.
– У деда была прекрасная жизнь. Девяносто шесть – это все‐таки немало.
– Думаю, тебя обрадует, что я написал твоей матери, – говорит он, откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. – Правда, всего пару слов.