16
Между тем снятому с такими трудностями прологу "Цирка" зрители посвящали целые стихотворения:
- Держи ее, держи! - несется
в прозрачном воздухе весны.
А сердце Мэри птицей бьется,
глаза безумием полны.
К груди ребенка прижимая,
несется вдоль по мостовой.
И на ходу в экспресс влетая,
кричит: "Спаси, меня, родной!
Я Марион... Я Мэри... Маша.
Могу из пушки я летать.
Бежим от них.... Я буду ваша,
Я буду с вами выступать!"
А поезд, змейкой извиваясь,
вперед по рельсам все скользит.
К стране Советов приближаясь,
В столицу Красную летит.
И хотя Мэри бежала не "по мостовой", а по шпалам (иначе бы не споткнулась и не грохнулась с "ребенком"), и никаких "спаси меня, родной!" (Это Кнейшиц-то!), а тем более "бежим от них..." и (сразу!) "я буду ваша!" она не кричала,- стихи свидетельствуют, что второй фильм Л. Орловой и Г. Александрова захватил публику с первых же кадров.
В пурпурно-золотом наряде
И в блеске локонов волос,
В чарующем лучистом взгляде
Сиянье солнца разлилось.
Из письма зрителя
17
Трудно представить большую популярность, чем та, которую обрела Л. Орлова после "Цирка". М. Кушниров описывает два, даже три уникальных в этом смысле эпизода.
Первый случился в Ленинграде, где одновременно с концертами Орловой проходили гастроли прославленного тогда МХАТа. После одного из спектаклей трое его корифеев: И. Москвин, его жена А. Тарасова и брат М. Тарханов захватили с собой в машину Александрова, бывшего на спектакле, пока Орлова давала концерт.
Неожиданно в центре Невского мхатовскую "эмку" перехватила милиция и вежливо, как могла только ленинградская милиция, объяснила, что проезд по проспекту временно приостановлен, ибо впереди огромная, перекрывшая Невский, толпа ждет выхода после концерта киноартистки Орловой.
Толпа действительно собралась у Колонного зала бывшего Дворянского собрания, где проходил концерт. И собралась в таком количестве, что на Невском останавливались трамваи, не только "эмки".
"Пришлось администрации филармонии подбирать после концерта восемьдесят здоровых мужиков (иногда из той же толпы), и в их живом кольце, грубо раздирающем возбужденную толпу, натянуто улыбаясь, двигалась Орлова бок о бок с аккомпаниатором Л. Мироновым. Он держал ее под руку. Крепко-крепко"
Прямо, ей-богу, как в сцене покушения Ф. Каплан на Ленина в фильме М. Ромма. Когда сами рабочие, взявшись за руки, организуют живое кольцо ограждения, чтобы террористку не растерзала возмущенная сверх меры толпа на заводе Михельсона. Намерения толпы на Невском были, конечно, прямо противоположны, но внешне это выглядело именно так...
И на искусства пьедестале
Она народа плоть и кровь.
Ей правильное имя дали
Орлова (от орла!) Любовь.
Из письма зрителя.
А что же мхатовская "эмка"? Ее пропустили, конечно, но только после того, как Орлова, благополучно перейдя Невский, оказалась в гостинице "Европейская", куда направлялись и корифеи МХАТа со своим киноспутником. И нисколько на него не обиделись. Только посмотрели на смущенного поначалу Александрова и засмеялись. А И. Москвин, добродушно вздохнув, сказал: "Да-а, синема!"
18
Но одно дело дисциплинированные, не устраивавшие давок ленинградцы, а другое - шумная и экспрессивная Одесса.
В первый же день, когда приехавшая туда с концертами Орлова вышла из подъезда гостиницы "Лондонская", чтобы дать Александрову телеграмму о благополучном прибытии (Миронов был всегда рядом), какой-то уличный пацан узнал ее и завопил, подражая выговору Кнейшица: "Остановитесь, господа, у нее черный ребенок!" И уже через три минуты, пишет М. Кушниров, за гастролерами двигалась толпа и разрасталась так быстро, что они предпочли не давать телеграмму о благополучном прибытии, а более-менее благополучно ретироваться в гостиницу. Зато Александрова информировал на этот счет озорник И. Бабель:
"Если вы хотите знать, что делает Ваша жена, могу сообщить во всех подробностях. У "Лондонской" толпа, а на деревьях напротив ее окон сидят мальчишки и обо всем докладывают вниз: "вошла... взяла полотенце... переодевается..."
К вечеру того же дня у здания "Лондонской" действительно собралась такая толпища, что выехать "можно было только на броневике". Автопарк "Интуриста" предоставил Орловой шикарный "линкольн", и шофер с тоской прики
Комедий нынче много вновь
"Ребят веселых" хвалят, судят.
Но Вас, как первую Любовь,
Всегда любить наш зритель будет.
Из писем зрителей.
дывал, во что обойдется машине ее крестный путь от гостиницы до Биржи. Там, в самом большом концертном зале Одессы, проходили выступления Л. Орловой.
Шофер не ошибся, а вскоре и все другие шоферы Одессы, даже самые страстные поклонники кино, стали дружно отнекиваться от почетных рейсов. Их ослепительные лимузины возвращались в парк исцарапанные, измятые, скособоченные.
Но еще круче был обставлен выезд со двора гостиницы. У железных ворот изнутри вставали служащие с ведрами воды - человек пять-шесть,- и как только ворота растворялись... И так приходилось поступать каждый раз, хотя этот номер ни для кого уже в городе не был секретом и ничто не могло остудить ретивых одесситов.
После концертов приходил главный одесский брандмайор и провожал их к пожарной лестнице, по которой артисты спускались во двор - выйти снаружи было невозможно.
Милые, смешные одесситы! Знали бы они, что напишет о них потом "Московский комсомолец", отмечая один из орловских юбилеев статьей: "Мери верит в чудеса":
"Она была фантастической американской мечтой, сказкой, от которой шалел пролетариат, никогда такого не видевший" (Н. Ртищева).
Выходит, все они - и ленинградцы на Невском, и одесситы, и миллионы других поклонников "Цирка" - просто "шалели"...
...Когда гастроли уже заканчивались, в номер к Миронову явился вежливый капитан НКВД и попросил "сделать" еще концерт для чекистов. Миронов объяснил, что времени до отъезда нет, все расписано, сама же Любовь Петровна в таком состоянии, что в пору убавить, а не прибавлять концерты. Одни громкоговорители, сказал аккомпаниатор, которые на бульваре напротив гостиницы днем и ночью гремят с музыкой из "Цирка", окончательно вывели ее из строя. Капитан даже обрадовался: "Мешалки" эти мы вмиг уберем, а вы уж похлопочите за нас. А то нехорошо получается - в воинской части выступили, а про чекистов забыли..."