У входа в ванную комнату сиротливо висит сканер. Стоит приложить ладонь, как на экране появится Зефирка и радостно сообщит, что я имею статус испорченной. Или и того хуже – обзовёт неугодной. Интересно, если расколошматить сканер, сюда примчится Полиция внешности? Решаю, что рисковать не стоит.
Ванная комната отделана то ли белым гранитом, то ли мрамором – эйдос его знает, я в подобных вещах не разбираюсь. Но одно знаю точно – после меня здесь точно не помешает прибраться.
Негнущимися пальцами расстёгиваю и снимаю с себя рубашку. Точнее то, что от неё осталось. Одни лохмотья. Грязные, рваные… Примерно то же самое произошло и с моими чувствами к Дину – они измазаны и изорваны в клочья. Бросаю рубашку в угол, ещё и ногой задвигаю подальше, с глаз долой… Вот бы и мою любовь к Дину оставить гнить под чужой ванной.
Из огромного, во всю стену, старинного зеркала на меня глядят испуганные затравленные глаза. Подхожу ближе и придирчиво себя осматриваю. Нет, это не я. Бледная тень, живой скелет, обтянутый кожей. Под глазами километровые синяки, а волосы свалялись в сплошной колтун. Грязь как будто впиталась в кожу – только голубые вены всё равно проступают, напоминая, что по ним хоть и вяло, но всё ещё бежит кровь. Я жива, пусть и выгляжу как мертвец.
Залезаю в ванну и жму кнопки, которых оказывается больше чем на любой панели фудбокса. Сначала меня атакуют ледяные струи, но затем вода становится тёплой, и я блаженно прикрываю глаза.
Воду пришлось менять четырежды, а мочалку можно выбросить. Покрасневшая кожа саднит и ноет, но оно того стоило – грязь почти вся сошла. С волосами всё гораздо хуже – сколько их ни промывай шампунем, колтун не распутать, и три сломанные расчёски прямое тому доказательство. Так что я беру в руки ножницы и безжалостно срезаю пряди под корень. В конце концов, это всего лишь волосы, которые в будущем отрастут. Если у меня будет это самое будущее.
В свёртке Фолка оказывается моя старая одежда. Натянув всё на себя, снова смотрюсь в зеркало. Вещи болтаются на мне, точно я вешалка, а лицо до того худое, что о скулы можно порезаться. И ёжик криво подстриженных волос привлекательности тоже не придаёт, а скорее делает похожей на мальчишку, тем более, что там, где некогда угадывалась грудь, стало совсем плоско.
Спускаюсь вниз всё по той же винтовой лестнице. С некоторых пор моя жизнь тоже совершила несколько витков, и я не знаю, что будет ждать в конце. Пришло время выяснить это. Крепко цепляюсь за перила – слабость такая, что один неосторожный шаг, и я кубарем полечу вниз.
Фолк сказал, что будет на кухне, но я даже не представляю, где в этом дворце искать кухню. Оказавшись в холле, решаю просто искать, заглядывая в каждую дверь, но мне везёт: уже за третьей я нахожу Фолка.
Помещение очень напоминает кухню Дома. При воспоминании о кухне свободных, где хозяйничала Ви-Ви, грудь обжигает лёд.
Всё было ложью.
Фолк гремит посудой, открывает дверцы шкафчиков и на столе быстро появляются тарелки и приборы.
– Ты отстригла волосы… – он замирает с чашками в руках.
– Да тебе в фантомы надо, произведёшь фурор… – замечаю я с усмешкой, присаживаясь на высокий стул с железной спинкой. – Их всё равно было не спасти.
– Тебе и так хорошо, – произносит Фолк, уверенно накрывая на стол. Будто знает, где что лежит.
Запах еды сводит с ума… Совсем как в мой первый день на острове, только меню отличается. Здесь сыр, суп и дымящийся напиток – наверное чай. Рот наполняется слюной. И я уже тянусь к кусочку сыра, когда Фолк перехватывает мою руку, поворачивая запястьем вверх. Клеймо. Я совершенно о нём забыла. В горячей воде шрам распарился и немного посветлел, но никуда не исчез.
– Это что?
– Дай мне поесть, пожалуйста. – Прошу, выдирая руку. От его прикосновения мне хочется снова вернуться под душ. Слишком уж я одичала в тюрьме.
– Ладно. Не хочешь – не рассказывай.
– К чему всё это? Ты ведь и так всё понял… И не говори, что нет.