Очень своевременно про врага со стороны улицы вспомнил, кстати. Третий протормозил, конечно, когда прямо на его глазах непонятно откуда взявшийся мальчишка пропорол вилами бок одному из подельников, но недолго. Уже поднимал ствол револьвера в направлении убийцы товарища. Оба мы поднимали. Только у меня еще немного действовал осознаваемый мной эффект подтормаживания времени, а потому я успевал продумать за раз куда больше нюансов, чем этот сморщенный и черный от грязи беглый арестант. Потому стрелял в движении, уходя из зоны створок ворот. Стрелял не прицельно, просто «в ту степь». Главное, выйти из зоны поражения и хоть чуть-чуть помешать зэку вести прицельную стрельбу.
Бах! Плохо зафиксированную винтовку отдачей вырвало из рук. Указательный палец очень больно ушиб о скобу вокруг спускового крючка оружия. И одновременно снова ощущение нахлынувшего безвременья. Неужто попал? Черт! Нужно немедленно подобрать выпавшую из рук винтовку, передернуть затвор и попытаться упокоить последнего бандита. А ведь у его винтовки затвор, наверняка, уже передернут. И снова продавливание сквозь неподвижный воздух в попытке выиграть этим хоть долю секунды времени.
Успел! Последний остающийся на ногах враг вовсе не ожидал столь явной перемены положения дел, а потому лишь тупо смотрел в сторону возящегося с непослушным оружием пацана, напрочь позабыв про точно такое же в собственных руках. Бах! И тело в драном черном бушлате падает на землю. Эй! Почему темно? Кто выключил свет?
В себя пришел от громкого рева Дашки.
— Саша, братик, не умирай! Не умирай, пожалуйста!
— Чего ревешь, не умираю я, просто устал очень, прилег вот отдохнуть. — Блин, в самом деле, захоти умереть, не дадут.
— Знаешь, как страшно! Чужие дядьки чуть меня не поймали. А потом бах, дядька в кусты смородины улетел и только ногой дергает.
— Прекрати меня обнимать. Мне подняться на ноги нужно.
Кое-как утвердился на ногах. И вовсе я не кисейной барышней оказался, что на ногах от волнения удержаться не может и чуть что в обморок падает. У меня пуля от нагана над самой ключицей насквозь прошла. Сначала от волнения этого даже и не заметил, а потом, скорее всего, кровопотеря с волнением с ног свалили. Вот, и сейчас все плывет перед глазами.
— Дашка, скорее беги домой, принеси мне какую-нибудь чистую тряпку побольше…, или нет, стой, принеси мне мою старую рубаху, которая в сенках в ларе с самого верху лежит. А что? Мелкая же еще. Сто лет будет мне тряпки искать, если ей строгого целеуказания не дать. А про рубаху я очень хорошо помню, сам ее на днях примерить пытался и, убедившись, что та безнадежно мала, закинул в этот ларь со старыми тряпками.
— Вот! — Сестра быстро обернулась. Рвать ткань с одной больной, почти не действующей рукой, это, я вам скажу, еще тот квест! Но справился. Намотал кое-как повязку и Дашку попросил узел завязать. Она девчонка смышленая, уже умеет такое завязывать. Бантик еще нет, а узел — пожалуйста.
После на заплетающихся ногах побрел за ворота. Мать с односельчанами из города, с торга, вернется, не нужно ей про револьвер и винтовки знать. Поправочка: одну винтовку все же придется предъявить. Но остальное — точно моими трофеями будет.
В нагане оказалось всего два патрона. И по карманам убитого пулей прямо в лоб бандита больше патронов не пряталось. Зато довольно толстый рулончик денег отыскался. Хм. Сколько нулей тут нарисовано! Интересно, чтобы купить на базаре хоть что-нибудь путное, этих денег хватит?
Настоящий шок я испытал, когда понял, что в винтовке, из которой я стрелял, больше ни одного патрона не осталось. А если бы в ее обойме хоть на один патрон меньше оказалось? Это же верная смерть и для меня, и для сестренки получилась бы. Но некогда тут фрустрации разводить, надо, пока еще время и силы есть с оружием до конца разобраться. Винтовка того Гаврика, что нам всю смородину переломал, помирая, порадовала полным боекомплектом, состоящим из пяти латунных патронов с непривычно тупоконечными пулями. Да еще в кармане его бушлата три штуки таких же точно отыскал. Не сказать, что удовлетворен, но хоть что-то.
Потом, оставив сестренку в дальнем конце огорода возле собственноручно выломанных и просто прислоненных к слегам жердей, строго настрого наказал ей даже и не думать приближаться к дому до возвращения матери. А если еще чужие дяди во двор зайдут, чтоб тикала без оглядки до ближайшей опушки леса. Лето, волков можно не бояться. Только глубоко в лес заходить не нужно, а то заблудится еще.
Сам огородами, вдоль забора двинулся на тот конец деревни, откуда раньше выстрелы раздавались. Ни за что бы не пошел, к тому же раненый, ноги от кровопотери подгибаются, но к вечеру должны односельчане с матерью из города вернуться. А ну, как это не все бандиты были, что к моему дому заявились, попадут односельчане в засаду, как кур в ощип! В бой вступать по-любому не планирую, да с двумя патронами в барабане много и не навоюешь, винтовку же я старательно неподалеку от дома припрятал. Но если еще бандитов в деревне обнаружу, постараюсь наших на подходе к деревне предупредить.
Ха! Еще трое бандитов громко спорили возле согнанных в кучку жителей деревни, стоит ли идти искать их пропавших товарищей или лучше побыстрее делать ноги. На глаз прикинул: кое-кого, похоже, не хватает. Точно я, конечно, не знал, кто уехал в город, а кто остался, но вряд ли отсутствующая среди сидящих на земле людей Кабаниха, реально раскабаневшая тетка лет шестидесяти, с ее больными ногами, тоже уехала в город. И еще парочки девчонок не хватает, тех самых Степки с Любкой, как и самого старосты. Из размышлений о судьбах пропавших односельчан вывело появление еще двоих беглых разбойников. Сколько же их тут! Подошли, довольно осклабившись, один еще на ходу завязки на штанах поправлял. Сволочи!
Подошедшие бандиты тоже подключились к спорам. Никто, впрочем, не сделал даже малейшей попытки отправляться на поиски. Только один, самый молодой на вид, отошел чуток от кучки и заорал во всю мочь:
— Сиплый! Мотря! Где вы? Возвращайтесь! Пора уходить!
Постоял, прислушиваясь. Еще крикнул. Поняв, что ни ответа, ни привета не ожидается, вернулся к своим.
Уф! Гора с плеч! Аж слезы от пережитого волнения на глаза навернулись, когда увидел, как бандиты цепочкой потянулись на выход из деревни, оставив ранее плененных ими сельчан сидеть в пыли улицы. Не дожидаясь реакции бывших пленников на свое освобождение, постарался вернуться к себе. Так же незаметно, как и пришел. Не до радости мне что-то. Рану как шилом колет, и в глазах черные мушки летать начинают. И голова внезапно закружилась….
В себя пришел лежащим дома на своем сундуке. Точнее, сундук вовсе не мой, его мать в качестве хранилища для всяких семейных припасов использует, я просто сплю на нем, подставив в ногах табуретку, чтобы входить в размеры лежанки полностью. Насколько это получилось из лежащего положения, огляделся. Никого. Попытался подняться. Голова кружится, и правая рука, на которую попытался опереться, задрожала от слабости. Кстати плечо на левой руке замотано уже совершенно по-другому. Гораздо более профессионально. И боль в ране уже не пульсирующая, а всего лишь тупая, тянущая. Принял сидячее положение, все разом поплыло, как на карусели. Намек понял, пытаться вставать на ноги пока еще несколько преждевременно. Буду лежать, как положили.