Вскоре корабль из-за выхода воздуха из воздушных мешков стал медленно погружаться. Запоздалые попытки заварить прорезанное отверстие ничего не дали. К утру 30 октября «Новороссийск» затонул.
В последние минуты перед гибелью линкора по звукоподводной связи, доставленной к месту аварии, было слышно, как моряки, находившиеся внутри корабля, пели «Варяг». А уже 1 ноября водолазы, спускавшиеся к затонувшему линкору, не слышали никаких звуков…
Вот как описал эту катастрофу Виталий Говоров, наблюдавший ее от начала и до конца:
«На шесть часов 29 октября был назначен выход в море крейсера «Молотов», где я служил в должности командира дивизиона. Крейсер стоял метрах в двухстах пятидесяти от линкора. Я отдыхал в каюте, ждал сигнала готовности корабля к выходу в море. Вдруг что-то толкнуло меня и подбросило на койке. Я услышал глухой звук взрыва. Через три-четыре минуты прозвучала команда: «Баркас к правому трапу. Кормовой аварийной партии построиться на юте». Все команды были выполнены необычайно быстро, в этом уже чувствовалось внутреннее напряжение моряков. Прибыв на ют, я получил боевую задачу от командира крейсера капитана первого ранга Каденко: «Отправиться на линкор «Новороссийск» и оказать помощь».
Через десять минут после взрыва мы были на борту «Новороссийска». Линкор стоял с малым дифферентом на нос, с небольшим креном на правый борт. Освещения в носовой части корабля не было. Доложив вахтенному офицеру о прибытии, я направился в район взрыва.
Увиденное просто потрясло меня: развороченные палубные листы горой поднимались над палубой, на них лежали изувеченные человеческие тела. А под ногами был слой ила, перемешанного с кровью.
В одном из помещений линкора я столкнулся с матросами аварийных постов. Их было человек 12–15, они ожидали каких-либо команд. Поскольку я оказался единственным в этой части корабля офицером, я принял командование на себя. Телефонная связь не работала, в помещении темно… Первой моей командой было: «Крепить носовую переборку, палубные люки». Через них уже пробивалась вода. Часть матросов я отправил задраивать иллюминаторы. Я никого из них не знал, также как не знал и устройства этого корабля, но отлично понимал, что если внутрь корабля поступает вода, выдавливает переборки, если расходятся швы, то с этим надо бороться. Я рассчитывал на выучку матросов и не ошибся.
Аварийщики были хорошо подготовлены и знали, что и как надо делать. А вода все прибывала. Крен стал уже на левый борт, дифферент увеличился. Через палубные люки из каких-то помещений, куда мы проникнуть не могли, сочилась вода. Не имея водолазной техники, матросы ныряли в люк и пытались изнутри заделать щели. Только когда вода доходила мне до подбородка (мой рост 180 см), я давал команду покинуть помещение. Все острее ощущалась нехватка аварийного материала и инструментов. В дело пошли даже столовые ножи и вилки, вместо кудели использовали разорванные на полосы простыни, вместо ручников — собственные кулаки, обмотанные полотенцами.
А потом мы получили команду: «Прибывшим с других кораблей собраться на юте». Я поблагодарил матросов за мужество и поднялся на палубу. Но на ют попасть не успел. Я прошел всего пятнадцать-двадцать метров по левому борту, как корабль начал опрокидываться. Я успел схватиться за поручень трапа и заметил, как стремительно промелькнул корабельный флаг на фоне освещенных окон домов за вольной пристанью.
Я падал спиной вниз и видел, как с накрывавшей меня палубы корабля с грохотом сыпались в воду люди. И до сих пор мне помнится показавшийся тогда коротким, но по-звериному страшный тысячеголосый крик ужаса. И все.
Меня накрыло кораблем. Я в какой-то момент потерял сознание, оно ко мне вернулось под водой. И тогда я почувствовал рядом что-то копошащееся, толкающее ногами и руками. Сам попытался двигаться, но ничего не получилось. Чувствовал, что грудь прижата к чему-то плоскому, и это плоское давило страшной тяжестью. Ощущение этой тяжести не забыть до сих пор. Успел нахлебаться воды и вновь потерял сознание. Последняя мысль перед провалом в темноту: «Как глупо приходится погибать...»
Сознание вернулось вновь, когда я летел вверх в огромном пузыре воздуха. Воздух вырвался из затапливаемого помещения с такой силой, что выбил меня из-под палубы, оборвав все пуговицы на кителе и сорвав брюки. Я очутился на поверхности, где-то в метре от днища линкора. Я не стал на него взбираться, рефлекторно сообразив, что может засосать в воронку.
Потом меня подняли на баркас. Вскоре я оказался в госпитале. Сотрясение головного мозга, ушиб грудной клетки, спина — сплошной синяк без кожи, кровохарканье. Правая рука висела плетью — как потом выяснилось, был отрыв лопатки».