На вершине холма
Китайский красный диктатор Мао Цзэдун считается автором аллегории про умную обезьяну: «Умная обезьяна сидит на вершине холма и наблюдает, как в долине дерутся два тигра». Под тиграми он подразумевал США и СССР, а сам себя видел «мудрой обезьяной». И действительно, колебания в треугольнике сверхдержав длятся много десятилетий.
Великого кормчего давно уже нет, и нет его режима. Но, сидя все это время на вершине холма, Китай действительно добился многого. Его истинной дипломатией стали не танки и переговоры, не дуэль банкиров или покорение космоса, а захват всей планеты промышленными товарами. Все смеются над этими товарами, говорят о них с презрением из-за их низкого качества, но все равно пользуются ими, потому что они дешевые и массовые. От нескончаемого потока товаров Китай превратился в главного экспортера земного шара и в конце ХХ века начал посягать на чужие территории, но не как захватчик, а как арендатор. Бывшая Поднебесная берет в долгосрочную аренду целые города и регионы, увеличивая тем самым не только свой рынок, но и свою сырьевую базу. Чем не дипломатия? И как прикажете это назвать – «мягкой силой» или «жестким прессингом»?
Визит премьера Госсовета Китая Вэнь Цзябао в Саудовскую Аравию привел к увеличению закупок нефти у саудитов, при этом импорт из Ирана был сокращен. В этом случае Китай решил убить двух зайцев. Во-первых, если и случится война в Иране, а его нефтяные запасы подвергнутся разрушению, Китай от этого не пострадает. Во-вторых, нагнетая обстановку вокруг Ирана, Китай сбивает цены на нефть. Дипломатия этой промышленной сверхдержавы демонстрирует мягкость, изворотливость, а зачастую умело затягивает время и выжидает. За этим скрывается трезвый расчет: Китай не станет рисковать собственной экономикой и финансовыми интересами ради помощи Ирану, Сирии, Пакистану или кому-либо другому. Но практицизм и жесткость не мешают Китаю выступать в роли миротворца и активного участника «Евразийского альянса». Китай – союзник Пакистана, а Иран является партнером Сирии, но Афганистан поддерживает Пакистан, а тот в свою очередь готов поддержать Иран. И уже ни для кого не секрет, что за таким сотрудничеством стоит Китай.
Многоходовые комбинации китайской политики напоминают шахматную игру. Китайская дипломатия внешне выглядит туманно, непонятно, запутанно, однако за всеми этими действиями наступает конкретный результат.
Вне времени и пространства
В 1983 году был опубликован оригинальный и остроумный роман немецкого писателя Герберта Розендорфера «Письма в Древний Китай», имевший колоссальный успех в европейских странах и переведенный на многие языки. В нем благодаря некоему Цзи-гу, «изобретателю математического прыжка во времени», родовитый китайский поэт Гао-дай (главный герой романа, выступающий в роли рассказчика) попадает в Европу ХХ века и, не имея возможности вернуться обратно, посылает на имя Цзи-гу пространные письма с подробным изложением своих приключений в городе Мин-Хень (европейское название этого города Германии легко угадать).
Гао-дай отчасти – посол из прошлого, отчасти – заложник эксперимента. Ему трудно разобраться в чужом времени и пространстве, он чувствует себя беспомощным, как ребенок. При этом автор показывает его носителем великой культуры, человеком образованным, одаренным, но по-китайски не чуждым ритуальности, приверженности заведенным правилам, с которыми ему трудно расстаться: «Мы говорили о многом, но ты, наверное, помнишь, что одним из важнейших путевых наставлений я счел для себя слова великого Мэн-цзы: «Кто хочет наблюдать, должен сам оставаться невидимым». Поэтому я, как ты сам видел, выбрал для путешествия самое неброское платье, какое только мог найти, отказался от всех знаков моего звания гуаня четвертого ранга и даже сложил с себя золотую цепь начальника императорской Палаты поэтов, именуемой «Двадцать девять поросших мхом скал», чего, в сущности, не имел права делать. Мне хотелось остаться незаметным, невидимым наблюдателем».