– Не знаю, отец. Но, клянусь вам, это была страшная ночь, которую я никогда в жизни не забуду. Гремел гром, блистали молнии, а я так хотел есть, и Говорящий Сверчок сказал мне: «Тебе будет плохо, и ты был злой и заслужил это». И тогда я сказал: «Берегись, Сверчок!», и тогда он сказал: «Ты Деревянный Человечек, и у тебя деревянная голова», и я бросил деревянный молоток в него и убил его, но он сам виноват, так как я не хотел его убить, потому что я поставил маленькую сковородку на раскаленные угли жаровни, но цыпленок выскочил и сказал: «До свидания… Пламенный привет!» И голод все рос, и поэтому старик в ночном колпаке высунулся в окно и сказал мне: «Становись под окно и подставь шляпу», и я с бадьей воды на голове (разве попросить кусок хлеба – позор, а?) сразу же вернулся домой, и, так как я все еще был ужасно голоден, я положил ноги на жаровню, чтобы их высушить. И тогда вы вернулись, и я увидел, что они сгорели, и ног у меня больше не стало, а голод все равно остался! У-у-у-у!..
И бедный Пиноккио заплакал и завыл так громко, что было слышно за пять километров.
Джеппетто, который из всей этой бредовой речи понял только одно, а именно, что Деревянный Человечек погибает от голода, вытащил из кармана три груши, подал их Пиноккио и сказал:
– Эти три груши, собственно говоря, мой завтрак, но я охотно отдаю их тебе. Съешь их на здоровье.
– Если вы хотите, чтобы я их съел, то очистите их, пожалуйста.
– Очистить? – спросил Джеппетто, пораженный. – Я не предполагал, мой мальчик, что ты так изнежен и привередлив. Нехорошо! На этом свете нужно еще с детства привыкать есть все, что дают, так как неизвестно, что может случиться. А случиться может всяко!
– Допускаю, что вы правы, – прервал его Пиноккио, – но нечищеных фруктов я есть не стану. Я не выношу кожуры!
Добросердечный Джеппетто вытащил ножик, с истинно ангельским терпением очистил все три груши и положил кожуру на край стола.
Пиноккио, сожрав в два счета первую грушу, хотел было выбросить сердцевину, но Джеппетто придержал его за руку и сказал:
– Не бросай. На этом свете все может пригодиться.
– Неужели вы думаете, что я буду есть сердцевину?! – с ехидством змеи произнес Деревянный Человечек.
– Кто знает! Все возможно, – возразил Джеппетто без раздражения.
Так или иначе, но все три сердцевины не полетели за окно, а были положены на край стола рядом с кожурой.
Пиноккио съел или, вернее, проглотил три груши, затем сладко зевнул и сказал плачущим голосом:
– Я еще не наелся!
– Но, мой мальчик, у меня ничего больше нет.
– Неужели ничего?
– У меня остались вот только кожура и сердцевина от груш.
– Ну что ж, – сказал Пиноккио, – если ничего больше нет, я, пожалуй, съем кусочек кожуры.
И он стал жевать. Сначала скривил губы, но затем в одно мгновение уничтожил всю кожуру, а вслед за ней – сердцевину. Покончив с едой, он, довольный, погладил себя по животу и весело сказал:
– Вот теперь я себя чувствую по-настоящему хорошо!
– Видишь, – заметил Джеппетто, – я был прав, когда сказал тебе, что нельзя быть таким привередой! Мой милый, никогда нельзя знать, что с нами случится на этом свете. А случиться может всяко…
8. ДЖЕППЕТТО МАСТЕРИТ ПИНОККИО ПАРУ НОВЫХ НОГ И ПРОДАЕТ СОБСТВЕННУЮ КУРТКУ, ЧТОБЫ ПРИОБРЕСТИ ДЛЯ НЕГО БУКВАРЬ
Не успел Деревянный Человечек утихомирить свой голод, как уже начал стонать и плакать: ему захотелось заполучить новые ноги.
Однако Джеппетто решил наказать его за проделки и полдня никак не отзывался на его плач и стоны. Наконец он сказал:
– С какой стати я буду делать тебе новые ноги? Не для того ли, чтобы ты мог снова убежать из дому?
– Я обещаю вам, – сказал Деревянный Человечек, всхлипывая, что теперь я буду хороший.
– Так говорят все дети, когда им хочется что-нибудь выпросить, – возразил Джеппетто.
– Я обещаю пойти в школу и прилежно учиться.
– Все дети рассказывают такие сказки, когда им хочется что-нибудь выпросить.
– Но я не такой, как все дети! Я гораздо лучше и всегда говорю правду. Я обещаю вам, отец, что я научусь ремеслу и буду утешением и подспорьем в вашей старости.
Джеппетто сделал сердитое лицо, но его глаза были полны слез, а сердце полно жалости при виде бедного Пиноккио в таком плачевном состоянии. Поэтому он ничего больше не сказал, а взял инструмент, два кусочка хорошо просушенного дерева и ревностно принялся за работу.
Менее чем через час ноги были готовы: две стройные, сухие, жилистые ноги. Настоящий художник не мог бы сделать лучше.
Затем Джеппетто сказал Деревянному Человечку:
– Закрой глаза и спи!
И Пиноккио закрыл глаза и притворился спящим. И в то время, как он притворялся спящим, Джеппетто развел в яичной скорлупе немного столярного клея и аккуратно приклеил ему обе ноги, да так искусно, что нельзя было разобрать, в каком месте они склеены.
Как только Деревянный Человечек почувствовал, что у него снова есть ноги, он тут же вскочил со стола, где лежал до того, задрыгал ногами и начал скакать и кувыркаться, словно обезумев от радости.
– В благодарность за все, что вы для меня сделали, – сказал Пиноккио, обращаясь к своему отцу, – я хочу немедленно идти в школу.
– Прекрасно, мой мальчик!
– Но, для того чтобы я мог идти в школу, меня надо как-нибудь одеть.
Джеппетто, который был беден и не имел ни одного чентезимо в кармане, смастерил для Пиноккио костюмчик из бумаги, пару ботинок из древесной коры и колпак из хлебного мякиша.
Пиноккио сразу же побежал к миске с водой, чтобы посмотреться в нее как в зеркало, и до того остался доволен своей внешностью, что воскликнул, гордый, как павлин:
– Я выгляжу, как настоящий синьор!
– Это правильно, – ответил Джеппетто, – но заметь себе: не красивая одежда делает синьора, а чистая.
– Однако, – проговорил Деревянный Человечек, – я все еще не могу идти в школу, так как мне не хватает одной вещи, причем самой главной.
– А именно?
– У меня нет букваря.
– Ты прав. Но как нам достать букварь?
– Это довольно просто: надо пойти и купить.
– А деньги?
– У меня их нет.
– У меня тоже, – возразил старик сокрушенно.
Даже Пиноккио, бывший до сих пор довольно легкомысленным парнем, пригорюнился, ибо, когда горе является настоящим горем, оно понятно всем, даже детям.
– Эх, была не была! – вдруг воскликнул Джеппетто и вскочил с места.
Затем он напялил на себя свою старую, порванную и всю перештопанную бархатную куртку и быстро вышел из дому.
Вскоре он вернулся, держа в руках букварь для сына, но куртки на нем уже не было.
Бедный старик вернулся в одной рубашке – а на улице шел снег.
– А куртка, отец?
– Я ее продал.
– Почему вы ее продали?
– Потому что мне жарко.
Пиноккио сразу же понял, в чем дело, и, не в силах сдержать свое буйное доброе сердце, бросился к старику на шею и обцеловал ему все лицо.
9. ПИНОККИО ПРОДАЕТ БУКВАРЬ, ЧТОБЫ ПОГЛЯДЕТЬ НА КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР
Как только перестал идти снег, Пиноккио взял новый букварь под мышку и пошел в школу. По дороге в его маленькой головке проносились тысячи различных мыслишек, и в уме он строил тысячи воздушных замков, один прекраснее другого. Он говорил себе:
– Сегодня в школе я научусь читать, завтра – писать, а послезавтра – считать. Потом я, при моей ловкости, заработаю много денег и на эти самолично заработанные деньги перво-наперво куплю красивую суконную куртку своему отцу. Да что там суконную! Для него я раздобуду куртку целиком из золота и серебра и с пуговицами из самоцветных камней. Добряк поистине заслужил это, он ведь теперь бегает в одной рубашке, и все для того, чтобы я имел книжки и мог учиться… В этакий холод! Есть жертвы, на которые способны только отцы!
В то время как он говорил так трогательно, ему послышались издали звуки флейт и барабанов: «Тю-тю-тю, тю-тю-тю, бум-бум-бум! Бум!»
Он остановился и прислушался. Звуки доносились оттуда, где терялась вдалеке длинная предлинная дорога, которая вела к маленькой деревеньке на берегу моря.