Это жуткое сравнение до глубины души пугало принцессу, потому что она свою страну знала и любила, чувствовала, но ничего не могла изменить. Любая её попытка собрать вокруг себя более-менее умных и адекватно оценивающих обстановку людей тут же пресекалась бдительно следящим за этим королём, у которого развилась немаленькая паранойя.
Передёрнувшись от этих мыслей, будто стряхивая их с себя, принцесса вдруг озорно улыбнулась. Ей вдруг так невыносимо захотелось пробежаться по городу, что она, забыв обо всём, забралась в кусты и, убедившись, что никого поблизости нет, обернулась…
Это был её маленький секрет, о котором кроме неё самой знала только няня Августа. Когда принцесса сидела в тюрьме, няня, жалея девочку, тайно принесла к ней котёнка, которому было всего несколько месяцев отроду. И так он полюбился Хелен, и так сильно ей хотелось вырваться из клетки хоть ненадолго, что однажды она каким-то образом соединила сознание этого котёнка со своим. С тех пор он стал её второй ипостасью, и Хелен получила возможность ненадолго выбираться из клетки через решётчатое окно, а потом сбегать из дворца и гулять по городу. Именно так она узнавала свою страну, чем живут и дышат простые горожане. Подчас зрелище было не самым приятным, и всё же Хелен находила много приятного и полезного в таких прогулках. Прежде всего, наверное, потому, что в такие моменты она чувствовала себя как никогда спокойной.
И теперь, не спеша вышагивая по неровному рельефу, радуясь жизни и свободе, Хелен не заметила, как наступил вечер, как забрела она в какие-то тёмные кварталы, и шла так, пока чьи-то грубые огромные руки не схватили её вдруг за шкирку.
Последним, что увидела Хелен, были чьи-то безумные голодные глаза, кривая предвкушающая улыбка и грязный нож. А через секунду округа огласилась душераздирающим животным рёвом, на который никто не обратил внимания – здесь такое было не редкость…
========== Часть 6 ==========
Медленно, сонливо, и в то же время будто опасливо присматриваясь, к городу подкрадывался вечер. Постепенно краснеющее небо и приближающееся к горизонту солнце лениво и равнодушно взирали на крыши разномастных домов, мощёные узкие улочки, мост и ухоженный ручеёк, на суетливо копошащихся, как муравьи в муравейнике, людей. Утром и днём на площадях столицы обычно было многолюдно: городские как загипнотизированные шли на призывные крики торговцев и грубоватые насмешки разряженных шутов , даже не имея при этом денег – всем хотелось хотя бы поглазеть на иноземные, радующие глаз товары или послушать уличные сплетни да спектакли. Ноне же площади начали пустеть, а лавки закрываться – все торопились домой, у каждого имелось немало дел по хозяйству и орава детей. Разве что несколько купчин из ближних стран спокойно чаёвничали перед уходом, как это у них повелось за пару недель знакомства. Товары уже были сложены в возки, кони запряжены, слуги и кучера готовы к отъезду, поэтому почтенные купцы безмятежно беседовали, важно растягивая слова. Один из них, высокий и худощавый, был напомажен, как девушка, но вместе с тем несколько грубоват и невежественен: ссутулившись, он вольготно разложил локти по маленькому столику, громко хлюпал ароматным чаем, смотрел на товарищей как-то свысока, говорил протяжно и философски, будто всё знал наперёд, а грязно-рыжая нечёсаная борода гордо торчала клином, тогда как кафтан был шит золотом и жемчугом. Впрочем, остальные два «чаёвника» были одеты не хуже и тем более не беднее. Невысокий и круглый лысый купчина так и вовсе был разодет, как павлин, а от самоцветов на его перстах и одёже слепило глаза – ободранные, как стая старых бродячих собак, нищие жадно «поедали» его дикими голодными глазами. Пухлый и круглый, как мячик, он жизнерадостно шутил и улыбался, поэтому на простодушных производил приятное впечатление. Третий, рыхлый старичок в скромном тёмном кафтане рядом с разряженными «коллегами» казался особенно бесцветным, но хитрый, острый, цепкий взгляд его выцветших глаз говорил о недюжинном уме и скрытой силе; вокруг него будто витала неведомая энергия, и каждый, кто находился рядом, нутром чувствовал в этом плечистом старичке неслабого боевого мага.
- Совсем никудышная нынче торговля стала. - задумчиво заметил высокий. - И не только в Ористине - во всём Арлоухате, кроме проклятых рейстонцев. На востоке и на севере ещё более-менее, а на южные страны будто порчу наслали: мор, засуха, голод, всюду беспорядки. Куда власти смотрят?!
- Они мало что могут. - Подумав, ответил “павлин”, - Вот, здешний король из кожи вон лезет: и еду раздаёт, сколько есть, и запасы воды блюдёт, и бунтовщиков сотнями вырезает, но что толку-то? Голод в такие годы в крови не утопить. Пора бы нам, господа, вывозить капиталы, тут, глядишь, скоро хаос настанет… Война или переворот…
- Давно пора, странно, что вы только сейчас додумались. - Хмыкнул старик.
- Ну, надежда живуча… - Вздохнул “философ”, - Да и привычка. Сколько уж лет здесь торгую, сколько товаров продал и купил… богатая ведь была страна!
- И на неё нашлись смутьяны. - Кивнул “павлин”. - Слыхали про того Безымянного?
- Кто ж не слыхал-то? - Фыркнул высокий. - Этот мОлодец и не думает скрываться, хотя его в нескольких странах разыскивают, портрет почти в любом городе где-нибудь да есть. Он у нас объявился недавно, не больше двух недель как, но души обывателей пленил своими россказнями. Как бишь эти рифмованные насмешки называются? Пасквили, вроде… Смеётся над власть имущими, чиновниками, над политикой, даже над королями.
- Я слышал его пару раз. - пожевав губами, добавил старик. - Смутьян-то он, конечно, смутьян, но со смеху помереть можно. И, главное, ни одного слова лжи.
- Может, оно и так, но зачем народ зря баламутить? - возразил высокий. - Он, вроде как, ни к какому злодейству не призывает, но всё-таки… А правда, она, знаете ли, не всегда нужна. В неведенье жили гораздо лучше.
- Похоже, что этот малый всё воспринимает как шутку, и забавляется, словно дитё, а ведь ему может это жизни стоить. - Ответил старик. - Жалко, парень явно выделяется из толпы.
- Ха, да он же наверняка маг! При том мощи небывалой. Где это видано, чтобы человека ни в одной стране никто ни разу поймать не мог? - Произнёс “павлин”.
- Авось и есть такой ловкач! Облик ведь менять никому не дано, а королевская стража не зря свой хлеб ест. - Не согласился высокий.
- А это не он ли? - “павлин” встревоженно указал куда-то в сторону, куда вдруг одновременно потекли редкие прохожие, словно в ожидании зрелища.
Улицу рассекал, как чёрный ворон, какой-то молодой человек в чёрном плаще, за которым во весь опор гналась королевская стража и полиция. Прохожие не пытались помочь блюстителям закона и даже расступались перед бегущим, а кто-то и вовсе крикнул ему вслед: “Удачи, поэт! Задай им жару!!”. На скуластом красивом лице бегущего сияла насмешливая белозубая улыбка, а глаза сверкали озорно, хотя погоня явно приближалась.
Под ободряющие выкрики зевак поэт стрелой пересёк площадь и резко свернул в ближайший переулок, спрятавшись за старой раскидистой яблоней, на ходу скидывая плащ. У него была всего секунда, пока стражи закона недоуменно озирались. Этой секунды уже не впервой оказалось вполне достаточно для того, чтобы лицо, волосы и даже в какой-то мере фигура поэта приобрели совсем другой цвет и очертания. Навстречу преследователям вышел обычный старик бедняк в жалком рубище и с голодными выцветшими глазами.
Он обладал редчайшим даром, встречающимся раз в несколько сотен лет – метаморфизмом. Мог принимать облик абсолютно любого человека.
- Стой! - Они всё-таки окликнули его, однако без капли подозрения. - Тут сейчас парень пробежал, высокий такой, светловолосый, в чёрном плаще. Не видел его?
- Насмехаетесь, молодой человек? Я уже одиннадцать лет как вообще ничего не вижу. - Вполне убедительно притворяясь слепым, “возмутился” он. - Не дадите ли старику пару медянок на подаяние?..
Смачно ругнувшись, офицер отвернулся и пошёл догонять остальных, проигнорировав нищего.
- Какая жадная нынче молодёжь пошла. - Ядовито посетовал поэт, довольно ухмыляясь.