Не сомневаясь, что проведу в Бенде долгие годы, если не всю жизнь, я собиралась обставить свой дом так, чтобы он соответствовал моей новой жизни. Но на моем пути стояло одно препятствие: я абсолютно ничего не смыслила в дизайне. Я боялась, что, если пущусь в свободное плавание, мой дом будет не отличить от витрины заурядного универмага. Но я знала, кого позвать на помощь: мою сестру.
Между мной и Джен было всего два года разницы, но в этом состояло наше самое незначительное отличие. Подрастая, мы все более расходились по разным орбитам; особенно это стало заметно в школе. Я проводила подростковые годы в своей комнате, притворяясь, что делаю домашние задания, но вместо этого с азартом смотрела очередную серию «Военно-полевого госпиталя» и все телешоу с участием Ли Мейджорса.[6] В порыве великодушия родители поставили единственный в доме телевизор ко мне в комнату. Они были противниками самой идеи телевидения, хотя не считали, что оно разрушающе действует на психику и вообще отдает пошлятиной. Просто родители чувствовали, что телевизор нарушает гармонию домашнего очага. Держать в гостиной «Сони» с двадцатипятидюймовой диагональю было для них все равно, что поставить туда газонокосилку.
Понятия не имею, чем занималась моя сестра, пока я шесть лет ходила в школу, где учились только девочки, и грезила о супермене, но точно знаю, что в ее школе разделения полов не было, и приоритет там отдавали изучению изящных искусств. Учащиеся там ставили множество школьных спектаклей, курили травку и звали директора «Джим». После того как я поступила в университет, мы с Джен никогда уже не жили в одном городе и встречались нерегулярно. Но мы обе посещали семейные торжества, поэтому понимали, что вылетели из одного гнезда, что у нас одни и те же добропорядочные родители и нуждающиеся в постоянной заботе дед и бабка. Кроме того, с возрастом мы научились ценить таланты друг друга.
Кроме безукоризненного вкуса, унаследованного ею от отца, Джен обладала еще и таким ценным качеством, как творческий подход к делу. Ее дипломная работа «Семейное торжество как действо» доказывала, что семейный праздник – сугубо официальный раут, где все роли заранее распределены. Гостям предписывалось следовать жестким правилам, разговаривать только в определенных местах и только на определенные темы, например, о курении, любви или домашних животных. Я не сомневалась, что мастерство и зоркий глаз Джен сотворят с моим новым домом чудеса.
И вот через несколько недель после переезда я заказала билет для сестры. Вскоре ей предстояло получить магистерскую степень по специальности «новый реализм». Эта дисциплина, насколько я могла судить, помимо всего прочего призывала носить большое количество черных вещей. Джен выскочила из местного крохотного аэропорта, кутаясь в красно-желтую фланелевую рубаху.
– Взяла на время! – задыхаясь, объявила она. – Я так и думала, что в таком месте, как это, носят яркую клетку.
С момента прибытия Джен события разворачивались с головокружительной быстротой. Одним взглядом она оценила мой дом с поваленной сосной («Ладно, сойдет», – сказала Джен), потом схватила ключи от машины, уселась за руль и погнала, не обращая внимания на указатели, ограничивающие скорость движения 25 милями в час; мне оставалось только показывать ей дорогу к многочисленным антикварным магазинчикам центрального Орегона. Способности Джен поражали меня. Когда в магазин заходила я, у меня в глазах рябило от бесконечного разнообразия стульев, шкафов, зеркал, ковриков и подсвечников; мне казалось, я не успею все это хорошенько рассмотреть до того, как магазин закроется. Но Джен, окинув магазин беглым взглядом, тут же устремлялась к чудесному столику из старых посылочных ящиков и объявляла: «Заплати, а я подожду на улице».
Всего за два дня мы, потратив на удивление скромную сумму, подобрали полный комплект мебели и аксессуаров: подержанные сосновые стулья, лоскутные одеяла, лампы, сделанные из колесных ступиц, фотографии местных рек. Последним штрихом стала зеленая металлическая «С», по типу литеры «М» у Мэри Тайлер Мур; ее я прибила на стену в своей спальне. Буквально за какие-то мгновения мой дом стал выглядеть так, будто я прожила в нем много-много лет.
Через несколько недель после того, как уехала Джен, родители решили предпринять паломничество в Бенд, и я была рада, что могу показать им, как моя новая жизнь обретает форму. Как и Джен, они вышли из здания аэропорта, кутаясь в яркие шотландские пледы, хоть и не стремились во что бы то ни стало обратить на это мое внимание.
Мама несла какой-то большой пластиковый пакет, и когда она приблизилась, я разглядела то, что было внутри: матрац. Моя мама пролетела 1300 миль, чтобы привезти мне полиэстровый матрац.
– Я не знала, есть ли такие в Бенде! – объяснила она, показывая свой чудовищно толстый сверток.
– Да, мам, у них есть даже водопровод! – заверила я ее, добавив, что есть здесь и сливочный сыр с низким содержанием холестерина, о чем она уже спрашивала меня по телефону.
Родители провели у меня выходные, и я не стала показывать им водопады, озера и лесные тропы Бенда, потому что, принадлежа к клану Шлосбергов, знала: им это неинтересно. Родителям хотелось увидеть, какой платяной шкаф в комнате для гостей; папа встревожился, обнаружив, что вешалки там не деревянные. (Он считал, что пластиковые вешалки так же отвратительны, как искусственные цветы.) Маму огорчило, что я никак не обозначила, чем отличаются полотенца для гостей в ванной комнате.
– Если у тебя все полотенца одного цвета, – говорила мама, – то как же твои гости поймут, какие твои, а какие повешены специально для них?
Пришлось признаться: об этом я не подумала. Я предложила восполнить пробелы в моем домашнем хозяйстве и познакомиться с культурной жизнью центрального Орегона, совершив поход в универмаг «Уолмарт». Родители насторожились: я явно толкала их на неисследованную территорию.
– Но они такие большие, – сказала пораженная ужасом мама, а папа кивнул.
Все же мне удалось убедить их, что в «Уолмарте» самый лучший выбор вешалок и полотенец, и они неохотно согласились пойти со мной. В универмаге я поняла, что вызвало их тревогу: они попали в окружение вещей, о которых не имели ни малейшего понятия.
Ленточно-шлифовальные станки, раскряжевочные пилы, керосиновые плитки – все это не было в ходу у лос-анджелесских арт-дилеров.
Мы приобрели вешалки и полотенца без каких-либо проблем, и мама даже похвалила местный выбор тостеров. Выйдя из универмага, родители сфотографировались у вывески «Уолмарта», улыбаясь при этом так широко, будто только что высадились на Борнео.
Вернувшись домой, мама развесила гостевые полотенца, а папа решил, чего бы это ни стойло, добиться от моего электрического камина, чтобы пламя поднималось перпендикулярно искусственным поленьям. Для этого он повернул до предела ручку термостата, не обращая внимания на то, что у меня и без того жарко.
– Это же так уютно! – сказал он, любуясь пламенем.
Родители были очарованы местными кафе, обедами в складчину, устраиваемыми местной еврейской общиной, магазинами, где продавали пижамы с орнаментом из сосновых веточек. Уезжая из Бенда, они, судя по всему, думали, что я живу в Диснейленде, по соседству с дружелюбными плюшевыми мишками.
Их визит я отнесла на счет своих успехов. Не возникло никаких неприятных разговоров, связанных с Алеком. К моему великому облегчению, родители даже не упоминали о нем. Впрочем, это неудивительно, поскольку они предпочитали говорить о деле, а не о «проблемах». Я была в восторге от того, что они благосклонно отнеслись к моему новому месту жительства, и как никогда уверена, что сделала правильный выбор.
6
Ли Мейджорс – американский киноактер. Одна из самых известных ролей – полковник ВВС Стив Остин в фильме «Киборг: Человек за шесть миллионов долларов».