Погружаясь в кутежиВстретил Пиковую дамуВ облике Натальи ГончаровойС полной уверенностьюЧто и ее сочинил
Умирать ему не хотелосьНо исполняя долг честиВышел на дуэль
Ведь и поступки егоТоже должны былиЕго пережить
Михаил Юрьевич Лермонтов
В ПетербургеИдя по стопам отцаВыучился на офицера
Выдержал несколько битвПрежде чем взялся за перо
За стихи на смерть ПушкинаЗаработал изгнание
Когда напеваяВерхом поскакал в вечностьПод ним вздыбливался Кавказ
Николай Васильевич Гоголь
Оживил Мертвых душСвоим духомИ умер живым
Гоголевская ШинельТеперь главный цензорОн отдал ее придворному закройщикуВывернуть и распороть
С тех пор из нееВыходят великие русские писатели
Лев Николаевич Толстой
Когда Лев ТолстойС чувством собственного достоинстваПовернулся к Богу спиной
Бог не мог оставаться равнодушным
РаздумывалПойти ли за ним
Сознавая свойИ его авторитет, решил:Подожду-ка его я в Астапово
Сергей Александрович Есенин
Сначала КонстантиновоБыло ему МосквойПосле МосквыНе мог оставаться в Константиново
ПокинулИ Москву, и Константиново
УходяОстался вечным юношейЗа три десятилетия прожилТриста исключительно молодых лет
Никогда так и не понялЧто его притягивает вечность
Перевод Елены Буевич (Черкассы, Украина)
Владимир Ягличич
В музее Коки Янковича[1]
Из окна музея мне открылось поле,муравьев-рабочих много полуголых,на лесах, на стройке, свет играет вволю.В октябре медовом звонко кружат пчелы.
Как тепло! Рубаху распахнул рабочий,от тепла и света поле зеленеет.Светлой пеленою мне накрыло очи,потерял я голос, все во мне немеет.
Как меня накрыло поволокой странной?Может, неизвестность отняла дар речи,свет теперь повсюду, день молчит румяный,будто обнаженной дамы вижу плечи.
Человек естествен, правильна природа.Здесь я – в этом мире? Он подобен раю.Даже решетом я набираю воду,а душистый воздух шляпой собираю.
Весь внутри прострелен яркими лучами,будто каракатиц пальцы – я текуч,тьме назло всемирной, вопреки печали, —я и сам – луч.
Перевод Аллы Козыревой (Москва)
Капуста
Неспешно выросший качан широколистый,готовый к сечке туготелый шар хрустящий,засола ждет, когда на бочку крест плечистыйположат сверху и пудовый камень – к вящей
и пущей верности. Квашенье – род искусства(что лишь немногим знатокам сулит удачу).Пока что снята с гряд и сложена капустаи бочек ждет своих, покрепче, побогаче.
И вот, посечена хозяйскими руками,в день остывания осеннего светила,умножась в сущности своей под тесаками,она несет в себе достоинство и силу,
готовность к жертве без малейшей тени грусти —под бодрый стук, под золотистый отблеск кадки.Какая мудрость в этих головах капусты,все отдающих – ныне, здесь и без остатка!Все обретающих в осеннем онеменье,все то, что отдано без страха и сомненья.
Дары
Миловану Беконьи, скульптору
Когда проводишь друга – снова, снова! —в нездешний мир, в загадочную тишь,закрывшись в мастерской, не помня слова,с немым резцом опять заговоришь.
Но все шумы, весь хаос многоликийв затворничество целятся твое —шаги влюбленных, фар вечерних блики,околичное, с лаем псов, жилье.
Пусть гул толпы бахвалится победой.Но надо было с демоном сойтисьв единоборстве ради правды этой —искусства, светом полнящего жизнь.
И пусть друг друга рвут они на части,ни разума не помня, ни стыда, —и те, кто рвутся к вожделенной власти,и те, кто должен уступить места.
Ты знаешь: шум машин, надменно-сухозвучащий, страсти зов, поход во власть —все это – не от сути, не от Духа,и, как вселенский прах, должно отпасть
перед смиренным обликом иконы.Все лжи слои осыпаться должныпред вечным, перед тем, что ждет исконнона самом дне духовной глубины.
вернуться
1
Никола Кока Янкович – скульптор, академик, родился в Крагуевце. После его смерти в Крагуевце, на окраине города, был создан его мемориальный музей.