Один из блоков в основании стены оказался длинней остальных. Из него изогнутым когтем торчала ржавая свая, на которую военные подвесили целлофановый пакет с провизией.
Заметив нашу «Газель», солдаты, следящие за дорогой, вскинули руки вверх[1], приказывая остановиться.
– Как будто Гитлера увидели! – пошутила мама. Военные опасались, что в машине может быть взрывчатка, и не позволяли подъезжать близко к блокпостам. Хотя, если рассуждать здраво, тот, кто везет в кузове бомбу, не станет упражняться в вежливости и спрашивать разрешения.
Асхаб затормозил.
Вдоль лобового стекла раскачивались молельные четки и разноцветная мишура, исписанная по-арабски.
Русские военные нахмурились.
– Надо выйти, – сказала мама.
Она сидела между мной и водителем.
– К ним? – настороженно спросил Асхаб. И добавил: – Точно, надо выйти.
Но остался сидеть на месте.
Военные сняли автоматы с предохранителей.
– Так, внучек, – подбодрила водителя мама, – не трусь! Наше дело правое. Мы с дочкой тебя поддержим.
Пока Асхаб поправлял рубашку, ерзал на сиденье, возился с дверной ручкой, я уже вышла из кабины, а мама за мной.
– Э-ге-гей! – крикнула мама военным, – что стоите, как соляные столбы в Гоморре? Подходите, проверяйте бумаги!
– Сами подходите! – попятившись, заявили сотрудники блокпоста. – Что ваш водитель не выходит? Кто он?
– Чеченец с рынка! У него две жены и много детей! Ему еще назад возвращаться! – крикнула мама, сложив ладони рупором. – Вы его не трогайте, он нацию возрождает!
Русские военные заулыбались:
– Две жены?
Дверь машины со скрипом открылась, и появился Асхаб.
Медленным шагом он приблизился к каменному шалашу и протянул водительские права и пятьсот рублей: мятый ценный прямоугольник фиолетового цвета.
Военные на глазах повеселели. Из глубины бетонного строения показался старший по званию, мужчина лет тридцати пяти. Рядом с потертыми штанами и куртками сослуживцев его новенький голубой камуфляж смотрелся круто. Себе на шапку командир блокпоста приделал хвост пушного зверя, а под шапкой блестело его довольное круглое лицо.
Ухмыльнувшись, он сунул деньги себе в карман: – Это нам на курево! – затем косо взглянул на документы в руке Асхаба и лениво приказал младшим по званию: – Обыскать машину!
Солдаты, которым адресовался приказ, были худы и неказисты. За плечами у каждого из них болтался «калашников». Судя по тревоге в глазах, главной мечтой новобранцев было убраться отсюда ко всем чертям.
Первым подошел высокий, светловолосый, а за ним семенил солдатик, похожий на представителя народов Крайнего Севера, то ли удмурт, то ли бурят, – он едва доставал напарнику до плеча.
Мы с мамой переглянулись: она переживала за кошек, а я едва сдерживала смех, поскольку нет ничего комичней экстремальной ситуации. Если нас не убьют, будет над чем пошутить. Юмор превыше всего и является главным и основным атрибутом выживания.
Солдаты бестолково тыкали оружием в коробки и пакеты, а затем наугад распороли ножом полипропиленовый мешок, и оттуда вместе с другими вещами вывалился мой черный бюстгальтер. Бюстгальтер как добыча повис на дуле автомата.
– Пиратский флаг! – хихикнула мама. – Йо-хохо и бутылка рома!
Солдаты смутились.
Асхаб, как и положено праведному мусульманину, отвел глаза, а кошки, почувствовав запах людей, выразили протест.
– Мяу! Мяу! – раздались их недовольные голоса.
Солдатик, похожий то ли на бурята, то ли на удмурта, вскрикнул:
– Кто здесь?! Руки вверх!
Поскольку военный резко сделал шаг назад, бюстгальтер с дула автомата улетел вглубь кузова и затерялся среди мешков с книгами.
– Кошки! – сказала я.
– Кошки?! – возопили солдаты, а затем развернулись и стремглав побежали в свой каменный шалаш.
– Я же говорил… – зашептал Асхаб. – Кошек на моей памяти еще никто не провозил…
– Какая у тебя память? Сколько тебе лет? – зашикала на него моя мама.
– Двадцать семь! – гордо ответил Асхаб. – В этом возрасте у моего отца было шестнадцать детей.
Назад солдаты возвращались торопливым шагом, а за ними вальяжно, покуривая сигарету, шагал командир в роскошной шапке.
Мама поджала губы, что свидетельствовало о явном признаке недружелюбия, а я попыталась ослабить платок, чтобы высвободить прядь волос и таким образом избежать дополнительных вопросов по религии.
– Кошки, значит? – командир в голубом камуфляже смотрел нам прямо в глаза.
– Показать? – спросила мама.
– Естественно! – недобро произнес он.
Солдаты встали по стойке смирно.
Я сдвинула поклажу на край кузова, и мама начала распутывать проволоку. Белый ящик был примотан к коричневому, а внутри сидели наши питомцы. Переплетенные между собой алюминиевые нити нехотя поддались, мама сдвинула верхний ящик, и столпившиеся вокруг люди увидели Одуванчика, Полосатика и Карину, трех кошек, которых мы не смогли бросить, когда решили уехать из Грозного.