Приращение инвестиций в основные фонды темпами, опережающими темпы роста ВВП, ведёт к изменению баланса накопления и потребления в распределении национального дохода. В 50‑х и 60‑х годах прошлого века оптимальным считался удельный вес накопления в 25—28 %, при составлении 8‑го пятилетнего плана он был повышен до 30 %, в 1997 г. доля накопления достигла 33,5 %, но с принятием экстенсивной финансовой политики этот показатель стал возрастать беспрецедентными темпами: в 2002 г. он составил 42 %, а в 2003 г. должен достичь 45 %. Как полагают составители Доклада Академии общественных наук Китая, продолжение этой тенденции ведёт к нарушению сбалансированных пропорций в распределении национального дохода и может в долгосрочной перспективе нанести ущерб устойчивому макроэкономическому развитию.[4]
Быстрый рост государственных и негосударственных инвестиций в основные фонды закладывает предпосылки для последующего экономического развития страны. Вместе с тем он чреват и риском «перегрева» экономики в некоторых регионах и некоторых отраслях народного хозяйства, опасностью дальнейшего нарушения баланса между спросом и предложением, разрастанием инфляции и дефляции, растратой ресурсов и снижением качества роста.
Завышенная доля инвестиций уменьшает долю конечного потребления. Если начиная с 90‑х годов прошлого века её среднемировой уровень составляет около 80 %, то в Китае с 1990 по 2001 гг. она не достигала 60 %.[5] Недостаточный спрос ведёт к неполной загрузке производственных мощностей, снижению эффективности хозяйственной деятельности предприятий, росту безработицы.
Государственные инвестиции, осуществляемые за счёт внутренних займов, вместе с сопутствующими банковскими кредитами способствуют разрастанию государственной собственности, что в целом очень напоминает плановую экономику. Консервируется присущий этой экономике принцип ответственности государства за итоги хозяйственной деятельности находящихся под его началом предприятий. При этом речь идёт об ответственности именно центрального правительства, а не местных властей, ибо как раз центр, а не местные власти и тем более не предприятия служит главным инвестором и определяет — через соответствующие ведомства центрального правительства — объекты для инвестиций. Тем самым происходит откат от начатой уже реформы инвестиционного механизма в государственном секторе.
Государственные внутренние займы открывают новый канал для коррупции. К этому ведёт острейшая борьба, преимущественно закулисная, между местными властями и предприятиями за получение «наиболее жирного куска» при распределении инвестиций по конкретным объектам. Китайские исследователи свидетельствуют, что масштабы, которые приняла коррупционная конкуренция в этой области, беспрецедентна за весь период существования КНР.[6]
Обращение государства к использованию внутренних займов для инвестиций реставрирует органичное для плановой экономики единство государственной банковско-финансовой системы. С началом реформ это единство стало разрушаться. Центральный банк выполнял государственные функции по управлению финансовыми институтами, но другие государственные банки начали коммерциализироваться, появились первые акционерные банки. Сегодня и в этой сфере наметилось попятное движение. Банки выступают в качестве посредника между государством и рынком облигаций: они покупают у государства облигации, используя депозиты населения, а затем распространяют их на рынке. В условиях, когда банковское кредитование негосударственного сектора почти полностью исключено, банки вынуждены покупать государственные облигации либо кредитовать государственные предприятия.
Средства от строительных займов идут, прежде всего, на осуществление крупных инфраструктурных проектов: транспортных, ирригационных, энергетических, коммуникационных. Часть из них вступила в действие. Но эффективность других в полной мере проявится лишь в отдалённой перспективе, тогда как инвестиций для остро необходимой технической реконструкции действующих предприятий не хватает.
Одновременно растёт дефицит государственного бюджета, который приходится покрывать всё новыми заимствованиями. Величина дефицита в 2002 г. увеличилась по сравнению с 1997 г. в четыре раза, а его доля в ВВП — с 1,2 % в 1998 г. до 3 % в 2002 г., достигнув опасной, по международным меркам, черты. В 2003 г., по расчётам Мирового Банка, этот показатель ввиду дальнейшего относительного сокращения доходов достигнет 3,4 %.[7] Рост ВВП в среднем на 7—8 % за год поддерживается среднегодовым увеличением бюджетных расходов и бюджетного дефицита на 20 %. В 2003 г. предусматривается дальнейший рост дефицита. Выплаты по старым долгам съедают почти половину доходов, получаемых по новым займам.
4
Чжунго шэкэюань 2003 чуньцзи баогао (Доклад Академии общественных наук Китая. Весна 2003 г.). Шанхай чжэнцюань бао. 2003. 22 апреля.
7
Некоторые китайские исследователи, впрочем, полагают, что доля дефицита, который должен использоваться на покрытие только затрат на государственные инвестиции, субсидирование фондов социального обеспечения и поддержку важнейших общественных служб, не должна превышать 5,5 % ВВП. Они ссылаются при этом на опыт США, Японии и Франции, где на отдельных этапах их исторического развития этот показатель поднимался до 6 %, после чего по мере улучшения экономической ситуации финансовый баланс восстанавливался. К такому выводу пришли члены проблемной группы Института экономики при Госкомитете по развитию и реформам. Цзинцзи цанькао бао. 2003. 2 апреля.