– Я бы никогда не посмела спорить с тобой, матушка Хуа, – сказала я.
Линжун подползла ко мне и со слезами на глазах запричитала:
– Матушка, цзеюй Чжэнь просто не подумала. Она не хотела оскорбить тебя или обидеть. Прошу, прости ее.
– Сама провинилась, еще и за других просишь? Значит, правду говорят, что вы близки, как сестры. – Хуа презрительно фыркнула, а затем и вовсе рассмеялась. Даже смех ее был красивый, он словно бы ласкал наши уши. Но уж никак не соответствовал тону, которым она говорила, и из-за этой странности волосы на руках становились дыбом. – Как главная наложница я должна следить за тем, чтобы мои младшие сестренки не забывали о правилах и вели себя прилично. – Она обернулась к своим слугам и крикнула: – Эй, вы!
Я испугалась, ведь несмотря на то, что Хуа лишилась официального статуса помощницы императрицы, она все равно обладала большой властью и могла сделать со мной и Линжун все что пожелает.
Хлоп! Хлоп!
Кто-то захлопал в ладоши, и эти хлопки прозвучали как гром среди ясного неба. Я не могла видеть, кто это был, потому что не смела оторвать взгляд от земли, но сразу же узнала голос:
– Какое восхитительное пение!
Первым, что я увидела, когда подняла голову, был большой зонт, украшенный изображениями девяти разноцветных драконов. Верх зонта был ярко-зеленого цвета, а по низу шла лиловая полоса. Ткань, свисающая с обода, трепыхалась на ветру. Затем мой взгляд опустился ниже, и я увидела стоящего за спиной наложницы Хуа императора. Он сцепил руки за спиной и внимательно разглядывал всех собравшихся. Рядом с ним стояла императрица. На ее лице застыла чуть заметная вежливая улыбка. Со стороны могло показаться, что ее вообще не волнует происходящее. Она хранила молчание, равнодушно глядя на меня, Линжун и наложницу Хуа. Чуть в стороне от императорской четы стоял евнух Ли Чан, возглавляющий процессию сопровождающих.
Я не могла понять, когда именно они оказались рядом, потому что подошли они совершенно бесшумно. Я терялась в догадках, как долго император следил за нашим спором и как много он услышал.
Увидев Сюаньлина, я выдохнула с облегчением. От охватившего меня счастья я готова была расплакаться.
Фэй Хуа поначалу растерялась, но потом поспешно развернулась и опустилась на колени.
– Приветствую вас, государь, приветствую, государыня.
Все наши служанки и евнухи тоже опустились на землю и склонили головы. Не обращая на них внимания, Сюаньлин подошел прямо ко мне и помог подняться.
– Ты редко так ярко одеваешься, – сказал он, одаривая меня нежным взглядом.
Я встала рядом с ним и, ничего не говоря, ласково улыбнулась в ответ.
Император велел наложнице Хуа и всем остальным подняться, после чего снова повернулся ко мне.
– Я издалека услышал, как кто-то поет, но не думал, что увижу здесь тебя, – сказав это, он покосился на старшую наложницу. – Сегодня стало прохладнее, удушающая жара прошла. Видимо, поэтому многие вышли прогуляться.
Судя по дернувшимся уголкам изящного рта, наложница Хуа хотела отреагировать на замечание императора, но в последний момент передумала и сменила тему:
– Ваше Величество, вы прогуливаетесь после утренней аудиенции? Вы, наверное, устали?
Сюаньлин ответил не сразу. Наложнице Хуа пришлось немного понервничать, прежде чем император вежливо улыбнулся и сказал:
– Сейчас еще раннее утро. Неужели моя дорогая Хуа уже утомилась?
Я рассмеялась, привлекая внимание императора.
– Ваше Величество, как хорошо, что вы проходили неподалеку. Мы с матушкой Хуа как раз наслаждались пением сестренки Ань.
Император крепко сжал мою руку и спросил у Хуа:
– Правда?
Наложница Хуа, которая никак не могла найти достойный выход из сложившейся ситуации, немного расслабилась, услышав вопрос государя.
– Мне кажется, что сюаньши Ань очень красиво поет, – ответила она, натянуто улыбнувшись.
Сюаньлин обратил свой взор на Линжун, и его лицо вдруг осветила добрая улыбка.
– Я был слишком далеко, чтобы расслышать твое пение. Не могла бы ты еще раз спеть?
Я постаралась взглядом приободрить Линжун. Она тихонько вздохнула, а потом решительно кивнула. Слегка покашляв, чтобы прочистить горло, она запела.
Когда я слушала пение Линжун, я представляла лотосы, покачивающиеся на поверхности пруда. Ее голос был таким же сочным и ярким. Он был освежающим и в то же время пьянящим, как легкий ветерок, гоняющий ряску по водной глади. Голос Линжун проникал в самое нутро. Мне казалось, что все внутри меня то поднималось, когда она брала высокие ноты, то опускалось, когда тональность становилась ниже. Высокие ноты в исполнении моей подруги были столь же прекрасны, как звон горного хрусталя. Как ивовый пух весной, как нить шелкопряда – мелодия бесконечно вилась и кружилась в воздухе. Она была наполнена любовью и ненавистью, теплом и холодом. Мне казалось, что я всей кожей впитываю чарующие звуки. Нежная прохлада окутывала мою душу, даря неописуемое наслаждение. Пение Линжун не было похоже на то, что мы привыкли слышать. Я могла бы сравнить его только «со звуком разбившегося нефрита с горы Куньлунь да блеском росы на лепестках орхидеи» [13].
13
Героиня цитирует строчку из стихотворения «Ли Пин, играющий на арфе» поэта Ли Хэ (династия Тан), в котором он, используя необычные метафоры, восхищается мастерством музыканта.