И руки мои — усеяны картинками, и плоть моя — поёт снами и воспоминаниями,
Что проходят по мне, как туманное сияние драгоценностей.
Нола сделалась телом света от всего, что она обнаруживала, конструируя себя каждую секунду, разрушая себя каждую секунду, живя моментом,
этим моментом
сейчас
снова
опять
дыша
горя
вспыхивая,
ослепительно.
Здесь был город потерянных образов, говорящих языками, собранными вместе на коже женщины.
И что бы люди по всему миру ни смотрели в это время на своих экранах в гостиных, спальнях, в своих портапопах, телебагах и гексаплеерах, Нола тоже там была, притягивая передачи со спутников, сжимая послания, декодируя бриллиантовую пыль акустического цветения музыки, собирая и подстёгивая вперёд образы и звуки, множа их, пробуждая их. На её плоти мелькали лица, накладываясь друг на друга, все потерянные, мёртвые, полузабытые и раздавленные, все, кого она извлекала, один за другим, целая колония спектров, бесценный груз, пока не появилась сама Мелисса, Мелисса Голд, та, что с проколотым животом и искромсанными запястьями, и буквами на коже, с пронзающим ножом; она из потока крови, из словесного тела, национальный сновидец, продержалась короткое время, и её лицо сменило лицо самой Нолы ещё единожды, один последний раз.
Принадлежащее, обладающее.
И потом исчезло. Образ женщины свернулся. И тогда Нола поняла: эти послания никогда по-настоящему не умирают, они просто дрейфуют поодиночке, ожидая подходящего декодирующего импульса. И это было то, для чего она родилась, и чем она ещё могла стать. Не из плоти, но из духа самих медиа.
Чистый образ. Чистый.
В этот момент она была увидена на каждом экране плексивизора по всей стране, на каждом приборе, который был включён. Не как тело, не в форме женщины или даже особи, не как человек, но как единовременный удар, полночастотный телоаккустический взрыв цветов и звуков, заполнивший экранное пространство, слепящий глаз солнечно-пудровой метаморфозой. Здесь была Нола, касающаяся языков и глаз посетителей искросети,
мельком увиденная, вскользь
одна единственная вспышка формы и шума
угасает на ноль
темнота…
Теперь одна, её финальный эфир завершён, она чувствовала своё замедление. Чувства будоражили её.
Трепетали отбившиеся картинки,
сворачиваясь на изогнутых просторах её тела,
дрожали эфирные голоса.
Нола неслась дальше по волновому спектру, ища портал, плагин для скрытой или зашифрованной информации, посланной непосредственно ей; путь домой, путь к активации высших каналов, которые находятся за пределами нормального диапазона, тайные тропы.
К этому моменту её тело ослабело, принося боль.
Нет блюза такого, как блюз самоцветов, сияющих…
Порез. Жар кожи.
Искрами ночи…
Резкая боль. Продолжай идти. Пой!
Нет блюза, как белой луны свеченье
Сны разливающее.
Раны на теле в огне. Просто продолжай петь.
С неба вниз сгоревшими звёздами…
И что-то внутри, в самой плоти, поворачивается, изменяется.
Где искры ночные
мерцают
пульсируют
вспыхивают
горят…
.,/.=//.>
Боль
Порез
Крик
Ранение
/,/..,+/>*/>>
Кровь…
Кровь льётся из её живота.
Настоящая.
Её пальцы мокрые.
Пришла пора.
Еле слышимое прощальное шипение и пузырение
статики с кожи
ппфззззз
И когда она упала на колени во влажную землю, в её животе ожил образ птички,
она пыталась выпростать свои замёрзшие крылышки,
силясь размахнуться ими, взмахнуть снова,
снова почувствовать себя живой,
позволяя птице прорваться вверх
из живота Нолы,
по её груди,
к её длинной шее,
а потом к её лицу.
Вот сейчас…
Вот!
Птичка, разукрашенная не красотой, а всей грязью и ранами, собранными за долгую тяжёлую жизнь, в битве, в любви, с изодранными перьями и сломанной лапкой, с обломанным клювиком, с одним полуприкрытым глазиком; и вдобавок, птичка самой глубокой красоты из всех возможных.
Она прогоняла по каналам плоти
кожегрёзы женщины
медленно хлопая пыльными крыльями в её голове,
уже сильнее
наконец
вырвавшись навстречу серебристо-чёрному
лунносветному небу над головой.
-28-
Бригада шла к конструкции, двигаясь медленно, целенаправленно. Они несли с собой все инструменты и приспособления, необходимые для поставленной задачи. Их было всего четверо оперативных работников.
Они начали работу на коже Купола, обследуя каждый дюйм на предмет остатков сна, охотясь за ключом к упущенной психе[10].
Они заметили прокол в месте, где Мелисса применила импровизированное лезвие. Ремонтники прибегли к перфорации, что позволило ввести маленькую дозу биотехнического флюида.
Кроме этого, никаких отклонений найдено не было.
Все сны и кошмары утекли из прослоек, оставив только это хрупкое покрытие, тонко натянутое и чистое.
И им пришлось разобрать Купол Удовольствий.
Они удалили каждый сегмент полихобария, работая пилой и молотком, плоскогубцами и кусачками. Пространство внутри было разоблачено, полностью выставлено напоказ на открытый воздух впервые за более чем десятилетие.
Они осмотрели те немногие вещи, оставшиеся после Мелиссы: моток тряпья, служивший ей постелью, полупустую посуду с едой, пару книг, всякий хлам, одежду, принадлежности для умывания. Грубый самодельный нож. Маленькую тряпичную куклу. Ничего необычного не нашли. Только эти немногочисленные следы жизни, некогда проживавшейся на глазах публики, а теперь канувшей во тьму.
Все личные вещи были изъяты для дальнейшего обследования.
Теперь здесь простиралась голая земля.
Команда обыскивала территорию, некогда укрытую Куполом. В центр размеченного пространства поместили компактный прибор. Один из оперативников активировал его, детектор медленно мотал палочкой по шестидесятиградусной дуге: туда-сюда, туда-сюда.
Бип… Бип…
Они искали спрятанные объекты. Какой-нибудь предмет. Тело, приспособления для побега.
Хоть что-нибудь. Какая-то надежда, вера.
Бип… Бип… Бип…
Находки оставались тайной, до поры до времени.
Камеры нервно наблюдали с окружающего поля, ненасытные электронные глаза, собирающие свидетельства странного ритуала. Зрители за кольцевой оградой стояли в тишине. Другие, оттеснённые назад, смотрели на огромные экраны. Преданные зрители, все до единого; они будут стоять столько, сколько нужно. Каждый ждал момента откровения.
Маленький поисковый клинер скользил по почве. Они находили клетки кожи, пряди человеческих волос, фекалии, обрезанные кончики ногтей, кусочки испорченной еды, семена, червяков, серебряные и чёрные пёстрые перья, надкрылья, крошечные цветные бусинки.
Команда начала копать. Они работали лопатой и кистью, граблями и поддоном. Они снимали почву слоями, осторожно просеивая каждый слой. Они трудились тихо, скрупулёзно, перебрасываясь только несколькими словами друг с другом время от времени. Случайные проклятия. Кашель. Они работали всю ночь, освещённые прожекторами и фонарями. Деревья окрестного леса гнулись под низким ветром, ветви царапались друг о друга. Танцевали тени. Их можно было с лёгкостью принять за играющих привидений.
Они нашли в почве предмет, сразу под поверхностью.
Это была страница, вырванная из блокнота.
Картинка пробежала по всем экранам мира.
Изображение на пожелтевшей бумаге было рисунком, линиями и словами, нацарапанными чёрным карандашом. Это могла быть схема странного механизма, или же карта неизвестной земли. Психолог с канала новостей заключил, что это автопортрет подсознания жертвы, та реальность, которая лежит вне досягаемости Купола.
10
Психе́я, или Психе́