— Меня действительно интересует случай, имевший место в начале января этого года, — согласился Розовски. — Поскольку шамес Дарницки, не совсем понятным для меня способом связывает гибель вашего отца — а значит, и гибель Даниэля Цедека — с этим не таким далеким событием. Что же до его рассказа — честно говоря, я из него ничего не понял. Поэтому давайте перейдем к этому случаю, и я послушаю, что вы можете о нем рассказать… Кстати, — вдруг нахмурился он, — вы говорите, в 1904 году был последний случай. Наверное, вы оговорились? Вы, видимо, хотели сказать — предпоследний случай. А последний как раз и произошел около двух месяцев назад!
— Я хочу сказать следующее. Изучив множество рассказов об изгнании диббука — и в книгах рабби Хаима Виталя, ученика святого Ари а-Кодеша, и в книгах Менаше бен-Исраэля, и других, — я нисколько не сомневаюсь, что никак и ни при каких обстоятельствах грешная душа не может стать убийцей — убить человека в нашем, материальном, мире, да еще и оставить при этом следы. Надеюсь, вы и сами понимаете.
— Ну, а если предположить, что грешная душа — душа какого-нибудь злодея — вселилась в чье-то тело, заставила человека стать убийцей, а потом удрала, и… — Натаниэль сам почувствовал, что несет откровенную чушь и остановился. Ему казалось, что раввин сейчас рассмеется прямо в лицо. Но рабби Давид только покачал головой и ответил:
— Такое иногда описывается в откровенных сказках — например, в историях, вошедших в «Маасе-бух»[11]. Но, повторяю еще раз, диббук — это душа, бесплотный дух. Он никого не может убить. Кроме разве что законного владельца своего временного обиталища — известны несколько случаев, когда изгоняемый дух удушал несчастного, в тело которого вселялся. И я полагаю, что плохое знание данного вопроса и подвело шамеса, — убежденно произнес рабби Давид. — Он слышал о том, что диббук может удушить свою жертву, и решил, что имеется в виду реальное удушение.
Действительно, следы на шее несчастного раввина оставило существо более чем материальное, с сильными руками. И Пеле тоже был задушен никак не духом.
— Теперь по поводу истории госпожи Юдит Хаскин, — продолжил рабби Давид. — Суть ее в следующем. Десятого января сего года к моему отцу обратился Игаль Хаскин с просьбой помочь его матери. По его словам, с ней происходило что-то странное и страшное; родственники говорили, что необходимо вмешательство опытного и знающего раввина, знатока Каббалы. Юноша уверял, что в его мать вселился дух отца, погибшего за пол года до того в результате несчастного случая — Йоэль Хаскин попал под машину… — Голос рабби Давида дрогнул. — Ужасная смерть. Впрочем, он все равно скончался бы через полгода, максимум — через восемь месяцев.
— Почему вы так считаете? — удивился Натаниэль.
— Цирроз печени. Собственно, уже распад, — ответил раввин. — Йоэль Хаскин был хроническим алкоголиком. Под машину он, насколько я понимаю, тоже попал в состоянии сильного алкогольного опьянения… Да, так вот. Из рассказа Игаля следовало, что впервые дух покойного проявился в полночь, через полгода после смерти. Юдит Хаскин сидела и смотрела телевизор. Когда пробило двенадцать часов, она вдруг начала биться в судорогах, чем здорово напугала детей — кроме нее в комнате в тот момент были два сына, восьми и двенадцати лет. Остальные спали.
— Остальные? — переспросил сыщик. — А кто это — остальные?
— В семье пятеро детей. Младшие, четырехлетний Юваль и шестилетняя дочь Наама, спали в соседней комнате. Самый старший, восемнадцатилетний Игаль, был на вечеринке. Так вот, после первого, вполне естественного испуга, Шломо и Бени — те два мальчика, которые тоже сидели у телевизора — хотели вызвать «Скорую». Но у матери судороги прекратились, зато она вдруг заговорила низким мужским голосом, по словам детей, очень страшным…