— Читай. Только не торопись и не волнуйся.
— Девяносто первый псалом, — объяснил господин Каплан-младший. — Молитва, защищающая от действия нечистой силы.
Женщина начала читать — дрожащим грудным голосом, старательно выговаривая каждое слово. Рабби Элиэзер стоял перед ней, заложив руки за спину и внимательно глядя в лицо. Видно было, что он чего-то ждет.
Камера показала лицо читавшей женщины. Вдруг по нему прошла мгновенная судорога.
— Смотрите, смотрите, — прошептал господин Каплан. — Внимательно смотрите!
Но Розовски и без напоминания смотрел во все глаза.
Лицо Юдит Хаскин исказилось совершенно непостижимым образом. Словно к каждой, даже крохотной мышце, кто-то привязал невидимую нитку и дергал, заставляя несчастную женщину то кривить рот, то ухмыляться жутким образом, таращить глаза.
Зрелище было отвратительным и страшным.
На губах Юдит выступила пена. Она оскалилась и вдруг закричала, вернее, завыла. Кто-то из присутствовавших на церемонии тоже громко вскрикнул — видимо, от неожиданности.
Натаниэль и сам почувствовал себя неважно и с трудом преодолел желание вцепиться в подлокотники.
С экрана неслась чудовищная брань, выкрикивавшаяся визгливым, сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым женщина минутой раньше читала псалом.
— Ч-черт… — растерянно прошептал он. — Никогда бы не поверил…
Камера отъехала, показав целиком кушетку. Тело госпожи Хаскин выгибалось дугой. Если бы ее руки и ноги не были предусмотрительно крепко привязаны к ложу, она, скорее всего, бросилась бы на раввина.
Рабби Элиэзер отступил на шаг и снова начал по-арамейски читать молитву, с которой начиналась процедура изгнания диббука. Остальные члены миньяна негромким хором повторяли последние слова.
Юдит Хаскин успокоилась так же неожиданно. Тело ее обмякло. Теперь она молча смотрела на раввина. По лицу еще время от времени пробегали судороги.
Кончив читать молитву, рабби Элиэзер вновь подошел к ней и спросил в полной тишине:
— Как тебя зовут? Назови свое имя.
Губы Юдит искривились. Розовски ожидал нового потока брани. Вместо этого он услышал сказанное все тем же неестественным и неприятным голосом:
— Йоэль. Йоэль Хаскин.
— Так звали ее мужа, — шепнул господин Каплан. Натаниэль кивнул.
— Для чего ты вошел в тело этой женщины? — строго спросил раввин.
— Меня не пускают в ад, — был ответ.
— Кто?
— Черти… — ответила женщина с непередаваемой ухмылкой. — Я не могу уйти! — закричала она. — Я не могу уйти, потому что моя смерть… О, моя смерть! — Она попыталась высвободить руки, когда же ей это не удалось, принялась биться затылком об изголовье.
Рабби Элиэзер положил руку на ее лоб. Она сразу же утихла.
— Что было с твоей смертью? — спросил он тихо. — Что ты хотел поведать?
— Моя смерть… Родная кровь… Родные руки… Убийство… Смерть… — На губах вновь выступила пена — розовая, кровавая. — Я их заберу… Всех… Пусть младшие не забывают читать кадиш[13] по отцу… И старший… Старший сын… — хрип, похожий на предсмертный. — Как… страшно… падать… под колеса… Ах-х-х…
Глаза женщины закатились. Она замолчала. Рабби Элиэзер наклонился. Внятно сказал:
— Именем Господа, Царя Вселенной, повелеваю тебе, дух Йоэля Хаскина, оставить тело этой женщины. Ступай в ад и обрети там покой от своих страданий и скитаний…
Рабби Давид поднял пульт дистанционного управления и остановил фильм.
— Дальнейшее вам неинтересно, — сказал он. — Что скажете?
Розовски покачал головой. С неприятным удивлением он обнаружил, что ладони его покрылись испариной.
— Если бы я… Словом, впечатляет, — произнес он, откашлявшись. — Весьма впечатляет.
Господин Каплан кивнул, словно ничего другого и не ожидал услышать. Он поднялся со своего места и вновь сел напротив сыщика.
— Самым интересным в этом является то, — сказал он мягко, — что случай госпожи Хаскин не имеет к явлению диббука ровным счетом никакого отношения.
Натаниэль не пытался скрыть изумления.
— То есть как? — воскликнул он. — Вы хотите сказать, что это инсценировка?
— Бог с вами! — возмущенно замахал руками Каплан-младший. — Как вы могли такое подумать? Разумеется, нет. Съемка подлинная… Сейчас я вам объясню. Мой отец, да будет благословенна его память, имел, кроме религиозного образования, еще и светское. Впрочем, я вам уже говорил об этом — о том, что второе образование у него было медицинским. Отец имел вторую академическую степень по медицине. И специальностью его была психиатрия и психотерапия.