Грецион открыл дверь, отряхнул, казалось, целые снежные равнины с шапки и ледники с ботинок. Он сел в машину, потихоньку оттаивая. Профессор, к слову, никогда не был против поболтать в дроге — за что многие водители были готовы его убить, ведь говорить Психовский мог часами, — но сейчас Грецион радовался, что таксист попался молчаливый: просто уточнил дорогу, а потом включил — хвала всем богам и космическим сущностям! — главную рок-радиостанцию страны. Профессор Грецион Психовский наконец-то расслабился, мыслями погрузившись в теплые страны.
Вообще, Грецион давно думал, что пора бы сменить обстановку, и не только из-за тонны работы и скрипящих холодов — профессор чувствовал, как вокруг, в каждом возможном и невозможном углу, открыто и исподтишка, закручиваются гайки абсолютно во всем. На профессора это давило, вызывало внутри какой-то механический скрежет, разрушающий душевную гармонию и иссушающий те маленькие капельки счастья, которые еще оставались в душевном двигателе. Задним числом, правда, Профессор знал: кое-кто просто забывает элементарные правила инженерии и механики, ведь если гайки затягивать слишком туго, рано или поздно они слетят с резьбы и дадут по носу. Проверено столетиями во всех смыслах: и в буквальном, и в метафорическом.
Хотя проблема, как обычно, была в том, что гайки крутили абсолютно все — даже те, кто говорили, что раскручивают их.
В общем, Аполлонский, не смотря на привычку Грециона поупираться и поворчать без причины, как всегда, не прогадал со своим таинственным подарком — и пусть только попробует купить билеты в какую-нибудь Гренландию, сам будет кататься там на санках и рисовать картины, состоящие исключительно из оттенков белого.
Козероги — они такие.
Будь дорога профессора в такси хоть чем-либо интересной и примечательной, она бы стоила внимания — но в этом оттиске реальности, в одном из вариантов развития событий в мультивселенной, ничего этакого не произошло. Надо понимать, что, чисто гипотетически, есть миллиарды и больше разных Греционов в разных вариантах мироздания. И везде события происходят по-своему — с маленькими катушками, словно бы небольшими шероховатостями, бугорками на каждом из этих оттисков. События во всех этих возможных «там» слегка отличаются: сегодня Грецион здесь повернул налево, а там — направо, здесь пошел на обед в кафе, а там взял с собой бутербродов. А именно малые решения и расхождения, как известно, влияют на все остальное…
Грецион Психовский ввалился домой, в маленькую уютную квартирку с целым лесом из растений напротив компьютера и стенами, обклеенными древними пергаментами и обложками-конвертами рок-альбомов, которые раньше были упаковками виниловых пластинок. Это напоминало классическую монтажную склейку через движение, такую условную перемотку времени.
Профессор жил на широкую ногу, но до тех, кто в этом отношении мог сесть на шпагат, ему было как до Китайской Стены ползком.
Избавившись от намокшей одежды и кинув портфель просыхать в прихожей, Грецион метнулся на кухню, вскипятил чайник и заварил чашку зеленого чая, настоящего, прямиком из Китая — там профессор очень удачно сторговался на рынке, — добавил лимона и, конечно — без постоянного допинга пряностями мозг Психовского превращался в кашу.
Профессор сделал глоток и поморщился — слишком горячо, слишком кисло. И непонятно, то ли он не доложил сахара и переборщил с кипятком, то ли это постоянное недовольство и ворчание, начавшееся еще на улице из-за погоды. Аполлонский говорил, что в случае профессора, ворчание с недовольством — его личные Деймос и Фобос, этого уже ничто не исправит, потому что Козероги — они все такие, постоянно найдут, к чему прицепиться, порой раздуют из этого проблему вселенского масштаба и слушать никого не будут. Так, по крайней мере, говорил художник.
А вот Грецион Психовский эти возмущения Федора Семеныча и не слушал, хоть не отрицал правдивости астрологических наблюдений, только, конечно, не на всяких сайтах наподобие «ЛЮБИМАЯ ХОЗЯЮШКА». Некоторые вещи сохранились и дорабатывались еще со времен Шумеров, простыми наблюдениями, которые трудно назвать пустым совпадением — систематически повторяющееся совпадение становится уже какой-никакой, а закономерностью.
Профессор положил дополнительную ложку корицы, дошел до комнаты, включил компьютер, поставил чашку на стол и скрылся где-то в зарослях своего леса из домашних растений. Грецион порылся в коллекции пластинок, вытащил одну, повертел в руках, довольно улыбнулся и установил на проигрыватель. Пока профессор возвращался на рабочее место, на всю квартиру загремел — но не слишком громко, чтобы соседи не пришли с вилами и факелами — ‘Crazy train’. Психовскому показалось, что это отличная мелодия перед дорогой — надо настроить окружающий мир на некий символизм.