Тем временем Бурков оторвался от машины и махнул рукой соратникам, завопив, как на футбольном матче.
— Пацаны, в атаку!
Мозг был уверен, что спортсмен при этом улыбался во весь беззубый рот.
— Дегенерат! — произнес Кнабаух вслед и пожал плечами.
Перед ним бесшумно остановился «мерседес». Водитель степенно вышел и открыл дверцу. Мозг забрался на заднее сиденье, с минуту о чем-то размышлял, а затем негромко скомандовал:
— В штаб.
В машине его ждал невысокого роста крепыш лет сорока. Он удобно устроился на переднем сиденье, надвинув на глаза широкополую шляпу. Со стороны могло показаться, что человек спит.
— Игнат, а почему тебя называют Спецом? — вдруг спросил его Кнабаух.
— Острое люблю, — тут же ответил немногословный собеседник. Получилось довольно двусмысленно.
— У тебя пистолет с собой?
— Обязательно, — поля шляпы удивленно поднялись.
Из-под них выглянуло гладко выбритое лицо. Спокойные глаза выжидательно смотрели на шефа. Водитель, увлеченный общением с машиной, разговором не интересовался.
— Будь добр, дай мне, — в задумчивости Мозг произносил слова почти машинально.
Человек в шляпе извлек откуда-то из-под мышки ТТ и протянул назад. Не снимая перчаток, Кнабаух взял оружие. В голове услужливо образовался полный набор набивших оскомину литературных штампов: «приятная тяжесть», «вороненая сталь», «смертоносный металл» и так далее. Усилием воли Артур Александрович остановил поток примитивного мыслеобразования.
— Гадость какая! — он вернул пистолет. — Старик становится невыносим. Несмотря на все мои, не побоюсь этого слова, титанические усилия, пенсионер находится в здравом уме, и это вызывает у меня опасения, — Кнабаух зябко передернул плечами. — Ты, Игнат, — он выговаривал имя очень сочно, с видимым удовольствием, — объявляй, пожалуйста, сбор. На пять часов.
«Лендкрузер» Бая ехал в другую сторону. Бурков тараторил без умолку. Сопровождающие удивленно переглядывались и на всякий случай улыбались в ответ. Бай довольно потирал руки и загадочно повторял:
— Ну, теперь заживем, братва!
Это обнадеживало. Бандиты радостно кивали.
В последний раз бригадир пребывал в подобном настроении, когда ехал из следственного изолятора убивать сдавших его подельников. Джип остановился у метро.
— Ты! — Бай ткнул пальцем в одного из братков. — Гастрита с Гайморитом ко мне. Быстро. Тряси таможню и диспетчеров в «Пулково-2». Двадцать пятого февраля из Парижа привалил черномазый. Молодой. Узнаешь, кто, что — и к пяти часам все ко мне. Пошел!
Молодой человек выскочил из машины и скрылся в толпе. Бай изобразил ему вслед хук с правой и злорадно произнес:
— Пока мозгогреб будет свои фишки строить, отпрессуем черного, и — в призерах.
Никто ничего не понял, но все снова послушно закивали и заулыбались.
Штаб, как гордо называл его Кнабаух, был организован в помещении Дворянского собрания. Вконец обобранные сначала коммунистами, а затем демократами графы и князья с удовольствием сдали площадь в аренду хорошо одетым людям с приличными манерами. В семнадцать ноль-ноль «новые дворяне» были в сборе. С портретов на стенах их высокомерно разглядывали представители дореволюционной аристократии. «Чисто конкретная» элита по-хозяйски расселась на заранее приготовленные места. Мягкие, обшитые красным велюром кресла давно не принимали в себя таких крепко сбитых крупов, а потому жалобно поскрипывали. Сиденья были расставлены полукругом в центре огромного зала. Мозг сел последним. Его кресло стояло отдельно, напротив остальных.
— Добрый вечер, господа.
Когда много лет назад он впервые произнес эти слова, подельники его не поняли. Иные даже потянулись к пистолетам, решив, что их предали. Но прошло время, и они привыкли. Теперь обращение «господа» принималось как должное.
— С вашего позволения, я вкратце обрисую ситуацию, — Кнабаух еще раз обвел глазами собравшихся. — Как вы знаете, Хозяин от нас, так сказать, уходит. Сегодня он в экстренном порядке пригласил нас со «спортсменом» для доверительной беседы. Общение со стариком, как вы знаете, затруднено. Язык его не поддается осмыслению. Я попытаюсь передать, что понял по мимике и жестам, — в зале понимающе заулыбались, но никто не проронил ни слова. — В предагональном полубреду это умирающее существо желает, чтобы один из нас доставил к нему негра, у которого на шее висит мешок с камнем. Насекомое хочет его получить вместе с негром в обмен на наши общие деньги, прошу прощения, «общак», а также право на власть. Самое удивительное, что такой негр действительно проходил таможню двадцать пятого февраля. Трудно сказать, есть ли у него камень, но прилетел он точно. Итак, чтобы окончательно не монополизировать беседу, я предлагаю вам подумать и высказаться...
Заседание продлилось около трех часов. Все устали, но общая картина прояснилась. Наконец Мозг встал.
— Давайте подведем итоги. Старик хочет нас стравить. Думаю, на этот раз воля умирающего не совпадает с желаниями продолжающих жить. Воевать мы не будем. Пусть «спортсмены» бегают. Для того они и тренируются. А мы понаблюдаем со стороны. Вызовите из Москвы бригаду боевиков на случай, если все же придется силой попросить отдать негра. Кто у нас курирует больницу? — Невысокий человек в очках поднял два пальца. — Будьте готовы при необходимости завести поближе к Пауку нашего агента. — Человек кивнул. — Теперь черный. Если его найдут, то повезут к маразматику. Вы, — Мозг обратился к группе видеонаблюдения, — пожалуйста, снимите мне кино на каждом этапе. Сделайте что-нибудь в стиле Феллини. Вот, пожалуй, и все. Благодарю всех за визит.
Ответственные за техническое обеспечение переглянулись.
— Поехали, посмотрим, что там наснимал этот Феллини, — сказал один, сверившись с записями в блокноте, — не дай Бог, получится, как у Рязанова. Этот «психолог» скажет: «Прошу прощения, господа», — и сделает инвалидами. Он немного подумал и добавил:
— Или зарежет... на хрен.
— Да нечего там смотреть. Я Филю для телевидения еще на Мосфильме дважды монтировал.
— И что?
— Дерьмо, честно сказать. Ни одной компьютерной заставки. Декорации — фуфло. Одни крупные планы. Зачем он нас подписал — непонятно. Нанял бы лохов с НТВ. Для Феллини — в самый раз.
Бандитские «терки» в Дворянском собраний закончились. Зал опустел. Лица аристократов на портретах приобрели брезгливое выражение.
Джип Бая и «ауди» сопровождения остановились у бассейна с незатейливым названием «Тихая пристань». В пять часов туда же подкатил серебристый «лексус». Помимо водителя в нем сидели двое: Александр Петрович и Николай Михайлович. Клички у них, конечно, были. Еще с первой ходки. В зоне без этого нельзя. Правда, теперь мало кто решался назвать их в лицо Гастритом и Гайморитом. Они давно отвоевали себе право на имя-отчество. Прошли годы. Теперь, несмотря на несколько лет, когда-то проведенных под скупым северным солнцем, они имели завидный румянец на щеках и отменное здоровье.
Александр Петрович и Николай Михайлович принадлежали к классу профессионалов. Качество выполнения заказов определяло высокую стоимость их услуг. Владение в совершенстве приемами всяческих единоборств гармонично сочеталось с постоянной потребностью сделать кому-нибудь больно. С некоторых пор садизм стал основной чертой характера, а стремление убивать — физиологической потребностью. В своем подвиде животных им не было равных.
Охрана на входе услужливо пропустила высоких широкоплечих посетителей, стараясь не смотреть в их сторону.
Баю надоело ждать. Он нервно расхаживал по залу взад и вперед, словно готовился к финальному поединку. Специальные помещения, предназначенные для общения «в партере» с представительницами слабого пола, пустовали. Гладь бассейна напоминала зеркало. Не было слышно привычного лязга тренажеров. В воздухе витало предстартовое напряжение.
— Здорово, братва! — Бай раскрыл руки навстречу вошедшим. Он преувеличенно радостно обнял обоих и предложил сесть. Не уверенные в чистоте и удобстве посадочных мест, те вежливо отказались и замерли в вопросительном ожидании.