Сегодня все обстоит уже не так — и согласия стало меньше, и никто больше не стесняется выражать несогласие. Более того, расширение университетов и модернизация образования привели к тому, что усилилось взаимодействие академического мира с окружающим миром. Возможно, мы станем свидетелями демократизации, которая породит вкус к дискуссиям вместо конфронтации, в ходе которых обсуждается, что именно надо делать. Дебаты о гомосексуальности и цензуре в Великобритании и о гражданских правах и последствиях вьетнамской войны в Соединенных Штатах стали поворотными и явили пример того, как вмешательство философов приводит иногда к существенному пересмотру взглядов на мораль. Существует, конечно, много других тем, — касающихся биоэтики, прав животных, окружающей среды, практического бизнеса, — сделавшихся теперь стандартными объектами философского анализа и философской критики. Заметное выдвижение на первый план проблемы морального несогласия и расширение самого понятия «этика», — этические инвестиции, этическая внешняя политика, научно-исследовательская этика, — привели к созданию ее нового облика и сделали частью современного стиля; научная философия внесла в этот процесс свой вклад, из чего извлекла для себя большую пользу. Возникло ощущение, что дело сдвинулось с мертвой точки. Одним из сюрпризов современности явились сопротивление религии и ее жизнестойкость. В сегодняшних дебатах о морали противоборствуют не столько различные направления светской этики, сколько имеет место конфронтация между светскими и религиозными взглядами на мораль, и в последнее время она усиливается. Нам остается только ждать, окажется ли эта тенденция устойчивой или, подобно вспышке потребления, станет лишь кратковременным всплеском. В настоящее время существующее противостояние является неким тормозом и очень многих сильно раздражает.
Из философов, представленных в этой книге, ярче других эту тенденцию представляет, конечно, Питер Сингер, но и другие — Уильямс, Нагель, Роулз, Нозик — систематически занимались данной темой и достигали значимых результатов. Парфит вообще заканчивает свою книгу на весьма оптимистической ноте, подчеркивая, что светская этика находится пока еще в пеленках, но подает большие надежды.
Философия и культура
Каково ныне место философии и философа в культуре в целом? Англо-американская философия во многих отношениях выглядит маргинальной, причем эта маргинальность — дело ее собственных рук. Сомнительно, чтобы хоть половина представленных в данной книге имен была знакома читателям «Лондонского книжного обозрения» или «Нью-Йоркского книжного обозрения». Такое положение разительно отличает философию от других дисциплин: истории, естественных наук и даже экономики. В каждой из этих отраслей найдется по крайней мере несколько видных представителей, повернутых лицом к миру и удачно сочетающих научную карьеру с обращением к широкой аудитории. В философии такое редкость. Существуют немногочисленные исключения, — Рассел, Чомский, Берлин, вероятно, Айер, может, кто-то помнит еще профессора Джоуда, — но все это фигуры более раннего периода. Правда, Нагель написал введение в философию, адресованное широкому кругу читателей, и недавно Парфит опубликовал в «Лондонском книжном обозрении» отрывок из своей работы о космогонии. Но куда чаще серьезные и авторитетные философы избегают обращаться к широкой публике.