Вторая из упомянутых мной базовых идей выводит нас к тому месту, где комментаторы утверждают, что Нозик «принимает самое убийственное возражение против своих взглядов и принимает его к своей выгоде» или «пытается использовать слабость критики для демонстрации своего интеллектуального превосходства». Речь идет о скептицизме, вечном пугале эпистемологии, и цель Нозика в связи с его новым подходом состоит в том, чтобы не опровергать скептика, но показать, как возможно познание, невзирая на то, что говорит этот скептик. Одна из характерных черт теории Нозика — это отрицание Замыкания (назовем так этот феномен для краткости), то есть того, что если я знаю «р» и если «р» влечет за собой «<у», то, значит, я знаю «<у». НеЗамыкание (отрицание замыкания) кажется несостоятельным (хотя и имеет своих сторонников), но Нозик использует его для ответа скептику на примере «мозга в чане». Допустим, что некие ученые извлекли из черепа мозг, электрическими разрядами очистили его от всей прошлой памяти и т.п. и начали подавать на его входы стимулы, которые обычно поступают в мозг по афферентным нервам, возбуждая, таким образом, в мозгу иллюзии переживаний (а также иллюзию неких действий в ответ на эти переживания). Откуда я могу знать, что я не такой «мозг в чане»? Нозик соглашается со скептиком в том, что я не могу этого знать, но использует отрицание замыкания для того, чтобы утверждать, что я тем не менее могу знать, что нахожусь дома (например) и что если я дома, то не могу одновременно быть также «мозгом в чане». Так происходит потому, что Вариативность требует, что если я знаю «р», то это значит также, что я перестаю верить в «р» в ближайшем возможном мире, где данное утверждение ложно. Но в ближайшем возможном мире, где я не нахожусь дома, например, хожу по магазинам и т.д., мое пребывание в «чане» относится к весьма отдаленному миру Пока все хорошо, но Нозику приходится принимать и весьма неприятные следствия, — например, такое, что я могу знать о некоем соединении и не знать, что именно оно соединяет.
Многие критики, говоря об анализе Нозика, указывали на случаи, выпадающие из поля зрения этого анализа, а некоторые утверждали, что полученные результаты могли быть достигнуты и без введения понятия Не-Замыкания. Тем не менее представление об отслеживании истины пополнило арсенал философской науки и было использовано Нозиком и другими не только для решения проблем, относящихся к познанию. Нозик думал об отслеживании при поиске параллелей между действием и знанием («Философские объяснения», 169-171) и говорил, например, об отслеживании ценности как «наилучшести» («Философские объяснения», 317-326).
Идентичность личности
Вторым основным вкладом Нозика в философию (опять-таки не вполне оригинальным, как он и сам признает, но существенно им разработанным) стала новая постановка вопроса об идентичности, относившегося первоначально к области метафизики. Нозика, как большинство из нас, прежде всего интересует идентичность личности.
Интуиция говорит нам, что идентичность должна быть внутренне присуща самому объекту; то есть если «я» идентично «Ь» (например, Утренняя Звезда — Вечерней Звезде), то эта идентичность никак не зависит от существования некоего третьего объекта «с». Но Нозик полагает, что такая зависимость возможна и что идентичность есть нечто внешнее по отношению к объекту.
Обычно в качестве примера приводится «корабль Тезея» Гоббса, но давайте перейдем непосредственно к идентичности личности. Теорию Нозика можно применить к обоим случаям.
В научной фантастике — а теперь все чаще и в научной реальности — с людьми могут происходить забавные вещи. Грубо говоря, головной мозг имеет два полушария, которые можно полностью рассоединить. При этом каждое полушарие возьмет на себя все функции противоположного полушария в том же теле или в телах, куда эти полушария можно было бы пересадить. Таким образом, мы получаем двух человек вместо одного. При телепортации содержание одного мозга с помощью электронных носителей «считывается» и передается другому мозгу, предварительно очищенному от старой информации. Этот второй мозг хранится в дубликате исходного тела. Субъективно сознание одного человека не будет при этом отличаться от сознания его копии. Какой из этих двух дубликатов должен считаться первоначальной личностью? Ответ Нозика заключается в том, что носителем идентичности является ближайший преемник, при условии достаточной близости. Двумя признаками близости являются похожесть и причинно-следственная связь, но и здесь не обходится без проблем. Если «я» телепортируется для того, чтобы получить «6», и переживает эту операцию, то он продолжает оставаться самим собой, а «6» является отдельной личностью. Но если «я» погибает, то «6» становится его ближайшим преемником, поскольку похож на «я», является следствием «я» (и произведением талантливых инженеров) и теперь будет считаться и быть «я», который таким образом выжил. Такая идея близости представляется весьма смутной и расплывчатой. Когда я умираю, но где-то существует моя точная копия, то будет ли она моим продолжением? Предположительно не будет, несмотря на совершенное сходство, даже если добавить сюда наличие причинно-следственной связи (скажем, мое тело распадается на атомы, и они используются для создания копии). А что будет, если копия появится до моей смерти? Тогда возникнет проблема перекрывания, которая, как думает Нозик, исключит существование идентичности вещей, большей, чем их «атомное подобие». Здесь Нозик указывает на реальные трудности определения идентичности, которыми мог бы заняться неврологический эссенциализм (исходящий из того, что объект не в состоянии пережить замену частей) или какаято из форм буддизма. Теория внешнего влияния, согласно которой тождество «а» и «6» может зависеть от существования более близкого преемника «с», делает идентичность случайным отношением, которое Нозик принимает. Он даже допускает, что для кораблей и т.п. проблема идентичности может быть решена, но не для людей, не для личностей, — ибо, заботясь о себе и будущем своих семей, мы не заботимся о решении вопроса, чем мы должны считать сам предмет нашей заботы. Однако Нозик не очень ясно различает два типа заботы. Страх за то, что члены нашей семьи будут испытывать боль, отличается от страха перед болью, которую можем испытать мы, и именно последнее обстоятельство заслуживает серьезного обсуждения.