Методологическое зерно «Слова и объекта» — это проект радикального перевода. «Радикальный переводчик» решает задачу понимания говорящего, не обладая предварительными знаниями ни о смыслах, ни о значениях, ни об убеждениях, ни о других психологических аспектах говорящего. Переводчик ограничивается вниманием к манере вербального поведения говорящего, побуждающего его выработать технологию перевода, сводящуюся, таким образом, к передаче эмпирического содержания оригинала. Поэтому в эмпирическом содержании руководство по переводу должно охватывать все значимые факты. В «Натурализованной эпистемологии» Куайн так объясняет основания для такого вывода:
«Тип значения, лежащий в основе перевода и в изучении родного языка, является по необходимости эмпирическим и не может быть иным. Язык внушается и контролируется социально; внушение и контроль предполагают реакцию в ответ на такую стимуляцию. Внутренние факторы могут меняться как угодно, без всяких предубеждений относительно общения, тогда как кодировка языка в отношении поступающих извне стимулов остается неизменной. Естественно, у человека не остается иного выбора, как стать эмпириком в том, что касается лингвистической теории значения».
Эта концепция основы значимых фактов оказала на Дэвидсона огромное влияние. Дэвидсон «думал, что она просто замечательна», и говорил: «Я медленно соединял то хорошее, что нашел у Куайна, с тем, что нашел у Тарского. Отсюда родился мой общий подход к предмету» («Проблемы разумности», 258).
Важную роль в этом синтезе сыграли ранние работы Дэвидсона по теории принятия решений. Из этой теории Дэвидсон сделал два вывода, которые перенес в теорию значений. Первый: «Приложение формальных условий к простым понятиям и их взаимоотношениям помогает определить значимую структуру». Второй вывод заключается в том, что формальная теория сама по себе «ничего не говорит о мире» и интерпретируется благодаря приложению к полученным эмпирическим данным («Интеллектуальная автобиография», 32). Работа Тарского дала Дэвидсону исключительно важный шаблон для создания формальной теории. Решительный подход Куайна к значению и смыслу с позиции третьего лица указал Дэвидсону важные ограничения, которые следует накладывать на доказательства, по отношению к которым оценивается формальная теория.
Если мы примем за основу истину и применим аксиомы, использующие метаязыковые термины, интерпретирующие выражения объектного языка путем выяснения условий их истинности относительно объекта (например, для любого «х» «rot», по-немецки, есть истина об «х» тогда и только тогда, когда «х» — это «красный»), то в этом случае теория истинности в доказательстве Т-предложений проливает свет на композиционную структуру языка. Мы соединяем некое значение с его проявлениями в поведении говорящего, взаимодействующего с окружающим миром и другими говорящими, при этом обращаясь с формальной теорией истинности как с эмпирической теорией, содержание которой определяется тем, как оно подтверждается для говорящего и для всего речевого сообщества. Разъяснения этих теоретических концепций следует искать не в упрощенном анализе, но скорее в демонстрации того, как и в каком порядке можно разместить доказательства в пользу теории интерпретации, которой придерживается говорящий. Таким способом, в полном соответствии с холистической традицией, мы — по выражению — выясняем, «что значит для слов то, что они делают».
Здесь мы имеем три переориентации философского проекта прояснения смысла. Первое: применение теории истинности как носителя теории смысла. Целью было извлечь нечто полезное из теории, трактующей расширительные свойства выражений, их референты, расширения и значения истинности, — все, что нам нужно для создания композиционной теории смысла. Это было сделано путем наложения определенных ограничений на теорию, анализирующую эти вещи, чтобы гарантировать, что с помощью подходящих теорем мы сможем «считать» смысл и значение предложения. В случае успеха теория покажет нам, что традиционная онтология смыслов, сущностей, свойств, отношений и пожеланий не является необходимой для построения композиционной теории значения. Второе: отход от традиционного проведения упрощенного анализа того, «что имеет значение», в форме отсталого холистического объяснения, как это происходит, когда теорию в целом применяют к совокупности данных как к целому. Третье: на доказательства и такие данные тоже накладываются определенные ограничения, а именно — теорию интерпретируют на основании того, что доступно стороннему наблюдателю, от третьего лица, не делая никаких допущений относительно психологического состояния говорящего или смыслов, которые он вкладывает в свою речь.