кровать, телевизор с множеством кабельных азиатских каналов, стол, за которым я пишу
это и не только это, холодильник и пепельница. Разумеется, еще есть ванная и туалет в
одной комнате. В платяном шкафу на верхней полке свернуто толстое и теплое одеяло,
так что я вполне могу прямо тут и перезимовать. Если останутся деньги, конечно же. Если
не останется – сниму квартиру на Маяке. Это мой любимый район во Владивостоке.
Маяк или Эгершельд: там заканчиваются автобусные маршруты, там же куча
стальными нитями впившихся в землю рельсов держат на себе пустые составы, которым
больше некуда ехать, разве только в волны морские всей тяжестью вагонов на дно… На
Маяке заканчивается Владивосток, Россия, весь материк… Дальше отступать уже некуда.
В аэропорту я перепутал свой чемодан с чужим, довез его до отеля, и только тогда
открыл. Счел слишком обременительным возвращаться и отдавать чемодан владельцу
(точнее, владелице). А потом еще, сволочь эдакая, покопался в содержимом чужого
багажа. Я нашел диктофон, на котором записаны сеансы Ани (очевидно, нынешней
хозяйки моего чемодана) у психолога. Она говорит то сбивчиво, то протянуто, иногда это
интересно слушать. Например, мне очень нравится этот отрывок:
«Владивосток раскинул свои щупальца во все стороны, кроме северной. На севере
тигровой лапой его давит тайга. Владения Морского Чудовища заканчиваются.
Владивосток боится кедров и диких кабанов. Он вычерчивается цифровыми
фотографиями бутиков на Светланской, пробок, транспортных развязок, и изредка –
своим милитаризмом: бравыми морячками, зеленой подводной лодкой, фортами… Я хочу
его мысленно покинуть, хоть ненадолго, но он не дает. Я доезжаю до Маяка, до самого
края, как южная щупальца Владивостока хватает меня и тащит обратно. Гигантский
Осьминог с глазами-прожекторами, светящийся в темноте не фосфором, но
электрическим освещением домов и уличных фонарей, он не дает мне судить объективно.
Он говорит: «Посиди, не торопись, скушай крабика». Потому что он знает, какую
опасность я представляю. Потому что горожане видят и принимают, наслаждаются и
ругают.
И только тот, кто однажды потерял свой Владивосток, столкнулся с Морским
Чудовищем. Я покинула Город у мыса трепанга, и голубой трепанг забрал мою удачу. На
моей руке не видно линии везения. Мне это все гадалки говорили. Мои руки гладкие и
скользкие, всегда холодные, а на подушечках пальцев кожа помята так, будто я сутками
не вылезаю из воды. Я стараюсь есть очень мало, и родители таскают меня по
больницам, в надежде вылечить от анорексии. О черт, это выносит мне мозг, да.
Дагон, Кракен или кто угодно – он не хочет, чтобы я рассказывала о нем остальным.
Он напускает густой туман, когда я хочу сфотографировать высокие сопки. Он
плещется водой в подземных переходах. Один раз он даже утопил мое пианино, и пусть
мне кто докажет, что это всего лишь совпадение. Да-да, кому ни скажу, все
вспоминают этот фильм с Холи Хантер, где пианино утонуло… А героиня сама по себе
немая, у нее на шее висит блокнот с карандашом постоянно… Помните это кино?»
Может быть, я нахожу связь там, где ее не может быть. Я и сам стараюсь так думать.
Со стороны другой, многое меня раздражает. Например, при любом упоминании о
пианино, я вспоминаю своего отца, будь он трижды проклят. А она знай себе ноет и ноет
про это пианино чуть ли не в каждой записи. Еще она все время повторяет, что
необходимо убить Миру.
Мира, насколько я понял – то ли старшая сестра, то ли гувернантка, то ли вообще не
пойми кто. Она всех крушит и убивает. Причем Миру надо приструнить не с целью
положить конец кровавой резне, а для того, чтобы – внимание! – духовно освободиться.
У каждого свои тараканы в голове, а у некоторых они по размерам не уступают
мадагаскарским, наверное, это как раз случай моей Ани. Но вот что интересно – у нее ведь
моя сумка, с моими записями и тетрадями. Читает ли она их? Вникает ли в то, что там
излагается с таким же вниманием, как я слушаю ее надиктовки и перевожу их в рукописи?
Чего только в жизни не случается: два незнакомых человека сначала порылись в, пардон,
белье друг друга, а потом препарируют («выносят»!) мозги друг друга, по-прежнему не
встретившись и не имея даже визуального представления о своем оппоненте.
У меня дурное предчувствие. И оно сбудется в ближайшее время. Потому что иначе
никому не будет любопытно. Потому что если тебя угораздило вляпаться в историю с
претензией на овечьи бестселлеры Харуки Мураками, то, будь добр, ляпайся дальше,
подогревай интерес аудитории, не будь скептиком – это скучно. Лучше торжественно
подытожь в конце, что эта диктофонная Аня – твоя единственная и последняя любовь, и
ты пустишься на поиски Ани, пережив гряду невероятных приключений. Публика
прослезится от умиления. Аплодисменты стоя. Букер, Оскар, Грэмми, награды телеканала
MTV. Нобелевская премия. Перевод на 16 языков. Экранизация. Мы должны
соответствовать сюжету. Я должен толкать пламенные речи. Жечь глаголом сердца
людей. Но не в состоянии. Иногда я задаюсь вопросом, на кой черт у меня во рту есть
язык. Вкусовые рецепторы? Природа-Творец посчитала, что различать соусы карри и
барбекю важнее, чем взять телефонную трубку и сказать: «Алло». Важнее, чем позвать на
помощь. Крикнуть: «пожар!». Спеть песню.
Какое убожество.
Аня говорит, что ей подарили однажды некую вещь, которую она потеряла еще в
детстве. Причем, она дала очень точные координаты. Пару дней назад я, волею рока
оказавшись в тех краях, на даче у моих новых знакомых, совершенно случайно обнаружил
эту утерянную штуку буквально в тридцати метрах от указанной в записи локации. Это
губная гармошка. Она лежит на столе, за которым я пишу это и не только это, вся
покрытая ржавчиной. Аня говорит, что случайно уронила подарок в бочку с водой и
больше никогда не видела.
Я подобрал губную гармошку и со всей силы выдохнул в нее. И появился звук. Мой
рот за всю жизнь не вымолвил и слова, но я могу прибегнуть и к другим средствам
(помимо карандаша и бумаги) для того, чтобы выразиться. Например, музыкальные
инструменты – чем плохо? Хотя музыка всегда передает настроение, а не информацию. А
в том, чтобы делиться своим практически всегда одинаковым настроением, я не
испытываю ни желания, ни потребности.
Возможно, я от нечего делать придумываю сам себе всякую ерунду. Я придумаю её
еще больше. Например, мы ездили на Де-Фриз, поставили там палатки, отдыхали на
берегу моря. А ночью я уснул, изрядно выпив до этого, и мне приснился сон. В моем сне
Марина пришла ко мне туда, в палатку, села и смотрит на меня. Я поднялся, прищурился в
темноте и подумал: «Как здорово. Ко мне Марина приехала». Она смотрит и молчит,
потом рядом ложится, я обнимаю ее. Как жаль, что в темноте ничего не напишешь, не
спросишь, думаю я, обидно, да и она всё молчит. Затем вдруг начинает странный монолог.
О том, что залив на первый взгляд мелкий, а на самом деле там ох как глубоко. О том, как
холодна вода там, внизу. Короче говоря, я думаю, что это вовсе и не Марина была, а
утонувшая дочка графа Де-Фриза. Имя «Марина» означает «морская». Какие сложные и