На другой день Муса вернулся из школы раньше обычного, выгрузил из сумки и карманов на стол целую кучу бумажек. Здесь были цветные обертки от чайных плиток, серые бумажные обрезки, тетрадные листочки. Вооружившись иголкой и ниткой, мальчик принялся сшивать листки.
— Что ты делаешь? — спросила Зейнаб.
— Дрова рублю.
— Не шути! Я серьезно спрашиваю.
— А ты разве не видишь, что я делаю?
— Вижу. Сшиваешь. А зачем?
— Узнаешь потом.
Когда была готова первая тетрадка, Муса развернул ее и начал что-то писать. Он трудился старательно, высунув язык. Поздно вечером мальчик поставил тетрадку на полку.
Утром, когда брат еще спал, любопытная Зейнаб открыла тетрадку и стала читать. В тетрадке неровным и крупным почерком Мусы была написана сказка о веселом бедняке, который перехитрил двух богачей. Ее когда-то давно рассказывала мать.
— Зачем ты переписал сказку, Муса? — спросила Зейнаб.
— Как зачем? Это книга. Я напишу ее, и у меня будет целая библиотека.
— Но ведь сказку ты не сам придумал. Разве так делают книги?
— Конечно, не так, — подумав, ответил Муса. — Но это первая книга. Потом я буду придумывать сам.
— Только правду пиши.
Шли дни. Вечерами Мусу нельзя было выманить на улицу. Он, как прикованный, сидел за столом над своими самодельными тетрадками и писал.
Через неделю Зейнаб увидела на полке еще две маленькие книжечки и прочитала их. В первой рассказывалось о школе, о товарищах по классу, во второй — о том, что Муса видел на улице. Все это было известно Зейнаб — и мясная лавка, и сапожник, и сахарная горка в витрине, но, написанное на бумаге, все это казалось необычным.
— Ну как? — спросил Муса. — Все тут правда?
— Да, — ответила Зейнаб. — Пиши еще.
— Нет, больше не буду. Знаешь, напиши лучше сама.
— Я? — изумилась сестра. — Ты умеешь, ты и сочиняй.
— Так не годится, Зейнаб, все я да я. Скажут, какой Муса хвастун, вся библиотека из его книг. Напиши что-нибудь и ты.
— Сказала, не буду! Отстань.
Однако Муса не отставал. Несколько дней он просил сестру написать книгу. Зейнаб не поддавалась ни на какие уговоры. Не помогло даже обещание отдать ей воскресную порцию сахара.
Как-то Муса поймал сестру во дворе и сказал:
— Ладно, не можешь, не пиши. Сделаем по-другому. Ты мне расскажешь о чем-нибудь. Хорошо?
— Ну и что?
— Я это запишу в книжку, а имя на ней твое поставлю. Идет?
— И сахар отдашь?
— Возьми, не жалко.
— Ладно. Только что же тебе рассказать? Вот как я куклу на улице нашла?
— Давай.
Вскоре на полке появилась еще одна тоненькая тетрадка в цветной обложке, на которой крупными буквами было написано: «Зейнаб».
— Теперь у меня своя библиотека, — гордо сказал Муса. — Пусть все приходят читать. Пусть берут книги, мне не жалко.
…Так вышли в свет первые книжки Мусы Джалиля, будущего замечательного советского поэта.
За отрядом
Качался седой ковыль. В окно стучал кривыми лапами старый карагач.
В этот глухой предрассветный час по грязной улице села зачмокали копыта. У домика Залиловых остановился конь, и с него тяжело спрыгнул всадник. Он провел кнутом по бычьему пузырю, которым было затянуто окно, и приглушенно сказал:
— Эй, партийный секретарь, выходи!
Коренастый, широкий в кости Ибрагим легко вскочил и вышел. В комнату ворвался ветер. Муса спустил с нар босые ноги, пробрался к дверям и заглянул в щель. В лунном свете блестел мокрый круп коня. Лицо всадника закрывали ветци карагача. Муса уловил обрывок фразы:
— Идут… у балки…
Ага, догадаться нетрудно. Снова кулацкая банда рыщет по степи поджигает и грабит села, убивает коммунистов.
Всхрапнул конь. Послышался удаляющийся топот. Мальчик юркнул на нары, закрыл глаза.
Ранним утром на площади собрались вооруженные жители села — бойцы самообороны. Они ждали отряд из Шарлыка, о котором сообщил Ибрагиму вчерашний всадник.
Люди поеживались на пронзительном ветру, дымили пахучим самосадом. Муса волчком крутился вокруг бойцов. Одному принес уголек из печки — дал прикурить, другому поправил ремень, третьему просто улыбнулся.
Мальчик незаметно пробрался к стенке дома, где стояли винтовки, и схватил одну из них. Поправив на вихрастой голове старый картуз, он скомандовал себе:
— Раз! — винтовка взлетела вверх. — Два, три! — и винтовка оказалась у плеча. Ствол холодил щеку. — Раз, два, три! — винтовка замерла у ноги, звякнув затыльником о землю.