Мы взяли Балбеса и пошли во двор. Нас сразу окружили ребята. Глаза у котенка сделались большими и испуганными, он что есть силы вцепился когтями мне в куртку. Но ребята стали просить, чтобы я спустил его на землю. Всем было интересно посмотреть, что котенок умеет делать.
А он ничего не делал, только прижимался к земле и дрожал.
— Трусоватый, — решили ребята. — Или он вообще у тебя бегать не умеет?
— Он не умеет?! Еще как! Сейчас увидите! — И я подтолкнул легонько Балбеса ногой. Но он только жалобно на меня посмотрел, и ни с места.
Мне стало неудобно перед ребятами, что у меня такой неинтересный и неспособный котенок. Даже пробежаться не может.
— Его издалека надо позвать, — предложил толстый Витька. — Ты как его зовешь — Пушок или Васька?
— Ветер, — вдруг брякнул я. — Ветерок.
«Не хватало еще, чтобы ребята узнали, какое у моего котенка глупое имя».
Ребята стали по очереди звать котенка из разных концов двора, но он сидел по-прежнему.
— Я знаю, — сказал опять толстый Витька. — Ему надо на хвост наступить, сразу побежит. — И поднял ногу в ботинке с подковками.
И я не остановил его. Мне, как в сказке про Снежную королеву, залетел в сердце осколок кривого зеркала. И сердце стало злым и холодным.
«Почему котенок не хочет слушаться меня, если я его хозяин!»
И я сам наступил ногой на тоненький Балбесов хвостик. И Витька за мной, со всей силы.
И котенок в самом деле побежал. Сначала к забору, потом обратно. А так как все ребята кричали, он вообще стал метаться, как сумасшедший.
Мы стали его ловить.
— Ветер, Ветерок!
Несколько раз котенок поворачивал голову на мой голос. Но ведь я стеснялся назвать его настоящим именем. И он совсем растерялся. И вдруг взял и заскочил в такую маленькую дырочку в стене дома, отдушину подвала. И… пропал.
Все ребята сразу замолчали и испуганно на меня посмотрели:
— От матери будет тебе.
А я больше всего на свете не люблю, когда думают, что я трушу. И кусок кривого зеркала опять повернулся где-то внутри меня.
— Ничего не будет! — буркнул я. — Мать сама хотела, чтобы котенок пропал. Потому что глупый.
Я повернулся и ушел домой. Сидел на диване и нагонял на себя злобу:
«Действительно, у других кошки как кошки: сидят себе спокойно или прогуливаются с достоинством, никуда не убегают. А этот… Позорится только…»
Но тонкий чужой голосок напевал где-то внутри меня: «А если б тебя самого первый раз на незнакомую шумную улицу!‥»
«Сидит сейчас распрекрасно в подвале, мышей ловит, — старался я. — Про меня совсем забыл. Как я поил его из соски три раза каждый день. Как учил уму-разуму…»
«Не учил, а только начал учить, совсем чуть-чуть, — перебивал голосок. — А в подвале отродясь не было никаких мышей. Зато крыс — сколько угодно. Водопроводчик дядя Коля показывал одну. Здоровенная, не только котенка слопает, но человеку ногу откусит!»
А стенки в подвале высокие, гладкие. Вниз с перепугу быстро соскочишь, а вот обратно?‥ Мокрые, противные стены обросли, наверное, плесенью и всякими подвальными грибами.
«Б-р-р, — мне даже от одного представления стало не по себе. — Б-р-р, т-р-р».
Тут еще Вовка по телефону душу травит:
— Как мать, ругается?
— Если бы! И то, наверное, легче б было…
Но мама словно и не замечала, что пошел уже десятый час, а я не ложился в постель. Напевала ни с того ни с сего веселую песенку про друзей, которые познаются в беде… А я все ждал, что стихнет на улице дневной шум и, может быть, котенок вылезет…
Но он не вылез.
И на следующий день, когда мы с Вовкой привязали за нитку сосиску и спустили через отдушину в подвал, нам никто не отозвался…
…Водопроводчик дядя Коля, которому я на третий день рассказал про котенка, выслушал меня недоверчиво:
— Убег он, наверное, десять раз!‥
Но все-таки выбрал из большой связки ключей, которая висела у него на поясе, самый длинный:
— На полчасика, не баловать чтобы только!
Хорошо бы, конечно, лезть в подвал не одному. Ну хотя бы вдвоем с Вовкой. Но Вовка во вторую смену, он еще не скоро придет.
Время летело, пока я спускался в подвал медленно-медленно. Вот лестница, где когда-то я отнял у матери маленького, полуслепого котенка. Вот ступенька, где я кинул его, беспомощного, одного. Угол, где он лежал, уткнувшись головой, и чуть не задохнулся… Наверное, этот подвал сделали специально, чтобы испытывать мою совесть!
Я ободрал все пальцы, пока повернул ключ в ржавом замке. Тяжелая железная дверь открылась с отвратительным скрипом, меня сразу обдало холодом и вонючей сыростью.