Мы с Володей хором сказали одно и тоже матное слово.
Еще одного неизвестного солдата мы нашли недалеко от ручья.
Солдат даже после смерти продолжал сжимать винтовку. Только перешел ручей, может быть, даже успел выстрелить по врагу, как его скосила пулеметная очередь. Немолодой боец - с массой вставных зубов, плохими костями, от которых мало что осталось в болотистой земле. Видимо, при жизни о хорошем питании он мог только мечтать... Ботинки, куски солдатской шинели, неизменный портсигар - вот все, что вместе с немногими костями осталось от человека, сложившего голову за нашу страну...
Выше по склону ручья Володя нашел то самое вражеское пулеметное гнездо, из которого немецкий пулемет бил по нашим солдатам: затвор, куча стреляных гильз и неиспользованных патронов. Видимо, фашиста все-таки заставили замолчать.
Больше в этот день ничего примечательного нам не встретилось.
Вечером Василий Степанович за ужином опять рассказывал про войну, про горький 41-ый.
Про погранцов, погибших почти целиком, но выполнивших свой долг до конца, про предательские приказы не поддаваться на провокации, когда зенитчики и артеллиристы матерились от бессильной злобы, не смея ответить врагу, про командующего Западного особого округа Павлова, смотревшего в предвоенный вечер 'Тартюфа', про танкистов на танках, но без снарядов, про бессмысленные в той ситуации контрудары, загонявшие сотни тысяч солдат в котлы.
Про атаки на немецкие пулеметы без поддержки артиллерии, когда гибли сотнями и тысячами, про сгоревшие в первые часы войны на аэродромах сотни новеньких самолетов, что обеспечило немцам подавляющее преимущество в воздухе.
Советскому Союзу очень не повезло с началом войны, так как было чем достойно встретить врага, но кто проспал, кто растерялся, кто был не готов, а кто просто испугался.
В итоге получилась кровавая каша, где массовому героизму низших чинов приходилось восполнять невероятную некомпетентность командного состава.
От услышенного я натуральным образом охреневал. Как по-варварски легко у нас расбрасывались человеческими жизнями. Неудивительно, что в стране даже близко нет от предсказанных Менделеевым 500 миллионов населения. Как 140-то умудрились сохранить при таком отношении к людям ума не приложу?
На утро мы, позавтракав, снова отправились по местам боевой славы. Метр за метр, шаг за шагом обшариваем поле брани. Стрелянные гильзы и осколки, кости и медальоны. За пару часов находим четырех своих и двух с немецкими пуговицами и наградами.
- Ух ты, - восклицает чрезвычайно обрадованный Мишка, - железный крест. Хорошо сохранившийся. Большая редкость. На черном рынке такой ... - и прячет в карман.
- В личную коллекцию. Не для продажи, - пояснил он, смущаясь.
Двигаясь дальше, находим пару касок и натыкаемся на сгоревший и насквозь проржавевший остов танка.
- Наш Т-34, - определил опытный Мишка, - получил свое в лобешник и спекся.
- Они ж в 41 году вроде не применялись, - подивился я.
- Еще как применялись. Новейшая модель. Криво, косо, кривобоко. Здесь недоработка, там сырое решение. Самое смешное, что гансы на начало войны катались на менее современной технике, чем наши, но более изученной обкатанной, доведенной до ума.
А наша новая, не доработанная, с отказами через раз, зато сделанная к годовщине Великого Октября. - сказал и сплюнул.
Мы облазили танк, спустили во внутрь с фонариком Володю как самого щуплого из группы.
Спустя пару минут он вылез оттуда грязный рыжий от ржавчины с портсигаром в руке. Тот был немного обожжен, но оставался во вполне приличном состоянии.
- Ценная находка, - одобрил Мишка, - жаль, что не именной. Нырни-ка еще разок. Вдруг там остался его хозяин.
- Нашли себе мальчика на побегушках, - проворчал Володя, но по лицу было видно что ему хочется полазить внутри.
Через минуту он с посеревшим лицом рыбкой выпрыгнул из танка.
- Там кости. Один танкист или двое.
- Ну так вытаскивай их. Чего раскис как кисельная барышня?
- Да, сейчас. Дай отдышаться. Просто там внутри на секунду представил как этот танкист заживо горел в танке, - Володя дышал как загнанная лошадь.