Сегодняшний вечер должен был решить дальнейшую судьбу восстания. Правдами и неправдами, но народному ржоду удалось собрать в Варшаве лидеров всех наиболее крупных оставшихся отрядов сопротивления.
– Вас же, пан Мариан и пан Ромуальд, ржод представил к награде Белого Орла за заслуги в деле освобождения Польши от азиатских захватчиков.
– Ну, хоть что‑то, – проворчал недовольный назначением Юзефа Гаусе диктатором Лангевич.
– Паны генералы, ценой неимоверных усилий ржод смог достать планы дислокации вражеских сил в Речи Посполитой, – продолжал Вашковский, доставая из‑под стола внушительный саквояж, – думаю, вам будет полезна эта информация.
Генералы оживились. Полные и достоверные сведения о расположениях и передвижениях русских войск действительно могли стать спасательным кругом для отрядов сопротивления. Саквояж ржодовца был молниеносно распотрошен и поделен между участниками совещания. Однако по мере изучения карт радость на лицах генералов превращалась сначала в сомнение, а затем и в недоумение, смешанное с гневом.
– Позвольте! Какой давности эти карты? – внимательно рассматривая карту юго‑восточной части Польши, спросил Ромуальд Траугутт.
– Насколько мне известно, они были получены из Петербурга два месяца назад, – сказал Вашковский.
– Пся крев! – в бешенстве отшвырнул свою часть карт Лангевич. – Тогда они бесполезны! За последние шесть недель русские перетрясли все патрули и, как минимум, удвоили количество войск.
– Скажите, уважаемый, – процедил сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость, генерал Гауске, обращаясь к представителю ржода, – есть у приславших вас более свежая информация и когда они смогут ее нам представить?
– Э‑э‑э… боюсь, это будет затруднительно, – замялся тот. – После февральских событий у нас практически не осталось сторонников в Петербурге, все они либо арестованы, либо бежали. Большинство же сочувствующих нам ранее русских не одобрило участие польских смельчаков в, к несчастью, неудавшемся покушении на царя и порвало с нами связь. На данный момент мы не имеем источников информации о планах русского командования и не можем даже предполагать, как скоро их получим.
– Что ж, – глубоко вздохнул диктатор, стараясь не показывать овладевшего им раздражения, – раз уж информация ржода оказалась бесполезна, давайте составим обзор нашего положения. Ромуальд, Мариан?
– Обстановка близка к критической, – по‑военному строго начал доклад Ромуальд Траугутт. – Мы выбиты из всех крупных городов. Наши силы серьезно истощены в последних столкновениях. За этот месяц только в окрестностях Кобрина мы потеряли около восьми сотен человек убитыми и ранеными, сотни наших сторонников были арестованы. Отряды испытывают крайнюю нужду в провизии, порохе и лошадях.
– На юге не лучше, в Кракове нас бьют в хвост и в гриву, – раздраженно подтвердил Лангевич. – После смерти царского ублюдка москали просто с ума посходили. Всех захваченных с оружием в руках казнят на месте. Вдоль дорог виселицы. Наших людей, которых мы надеялись высвободить из Павена, увезли неизвестно куда. Связь с Сигизмундом потеряна, ходят слухи, что он пленен.
– Мне кажется, вы драматизируете ситуацию, – осторожно возразил Вашковский, – у ржода есть сведения, что Франция готовит заявление, в котором потребует освобождения Польши и возврата ей независимости и прежних земель. Все знают, что страны Европы ждут одного лишь сигнала из Парижа и Лондона, чтобы встать на нашу сторону в борьбе с варварским царизмом. Мы получаем поощрительные воззвания из Стокгольма, Берна и многих других столиц. Как только нас признают в Париже, вся Европа встанет на нашу защиту. Царь приползет к нам на коленях. Эти москальские варвары страшатся гнева цивилизованных стран…
На последних словах голос Вашковского затих под презрительно‑жалостливыми взглядами присутствующих. Они смотрели на него, как на какого‑то недоумка.
– Вы действительно в это верите? – с крайним удивлением, недоверчиво спросил молодого революционера сидящий напротив Траугутт, поднимая брови.
– Да, конечно же! Мы почти победили, так все говорят… – уже неуверенно добавил Вашковский. – Европа…
– Победили?! – яростно выкрикнул Лангевич, вскакивая с места. – Вы в своем ржоде что, совсем ополоумели? Не видите, что творится вокруг? Да в моей банде за год из пяти тысяч осталась едва ли тысяча! Остальные кормят волков в лесах и пляшут с конопляной тетушкой! Если москали не остановятся, от нас скоро ничего не останется! О Европе рассказывайте своим дружкам, восторженным студентикам, которые не знают, с какой стороны за саблю взяться! Нам нужно оружие, порох и хлеб. Нужны деньги! Где то золото, которое вы с Радзивиллом нам обещали? Три миллиона, которые мы взяли из главной кассы в 63‑м, давно закончились!
– Текущие расходы ржода не позволяют… – залепетал Вашковский, изрядно струхнувший под таким напором.
– Не позволяют?! – Глаза Лангевича налились кровью. – Тогда зачем мы здесь собрались? Выслушивать ваш лепет про помощь Европы? Что проку от вас?
– Но это не все, мы готовим покушение на наместника! Как только мы избавимся от Вешателя… – снова начал представитель ржода.
– То ничего не изменится! – отрезал Лангевич. – Последние полгода мы воюем не столько с клятыми москалями, сколько со своими холопами. Подводы и лошадей удается выбивать только силой, квитанции уже не берут. Стоит нам высунуть нос из леса – они тут же доносят о нас москалям и наводят карателей на наши отряды. Слава Матке Бозке, ксендзы по‑прежнему на нашей стороне, – благодарно посмотрел он на сидящего слева священника.
– Истинно, сын мой, – закивал отец Бжуска, поглаживая короткую иезуитскую бородку, – дело наше благословлено Церковью. Сам папа ежедневно возносит молитвы за несчастную Польшу. Однако и нам в последнее время приходится тяжко, – посетовал ксендз, – среди братьев наших во кресте многие арестованы, несмотря на духовные чины. Последние указы схизматиков были восприняты паствой… излишне восторженно. Все труднее становится поднимать прихожан на борьбу с русскими.
– Восторженно? – фыркнул Мариан. – Эти грязные холопы уже на них молятся. Еще бы, москали отдают им землю! НАШУ ЗЕМЛЮ! Ради этого они готовы на все. Готовы забыть, что они – поляки, бросить в грязь свою гордость и честь и униженно пресмыкаться перед русскими варварами. И что нам делать прикажете? Вырезать всех крестьян? Как эту грязную чернь усмирить?
– Молитвами, сын мой, молитвами, – улыбаясь одними губами, спокойно ответил ксендз.
– Да, паны, чуть не забыл, – хлопнул себя по лбу и радостно заулыбался Вашковский, – я уполномочен информировать вас о намерении ржода, ввиду чрезвычайно опасной обстановки, на время перенести свои заседания на нейтральную территорию.
В зале установилась тишина. Наконец ее нарушил голос Ромуальда Траугутта:
– Уважаемый пан, вы не могли бы пояснить, что вы имеете в виду?
– Как вы сами знаете, в последние недели ситуация в Польше стала весьма неспокойной. Есть опасность захвата членов ржода русскими отрядами, это привело бы к катастрофическим последствиям, и народное правление, осознавая свою ответственность перед восстанием и доверившимися ему честными поляками, приняло решение… – на этих словах Вашковский замялся, словно не решаясь продолжать.
– Принял решение сделать ЧТО? – задал вопрос, уже догадываясь об ответе, Гауске.
– Временно перенести свои заседания в Лондон, – тихо, на грани шепота, пробормотал Вашковский.
– Не понял… – мотнул головой Мариан. – Вы что же, собираетесь бежать? Когда мы тут проливаем кровь… сволочи! – На этих словах Лангевич перегнулся через стол и изо всей силы ударил кулаком по лицу представителя ржода. Вашковский слетел со стула и упал на спину, сильно ударившись затылком о пол. Лангевич тем временем выскочил из‑за стола и бросился к нему. Взбешенный генерал успел нанести несколько ударов сапогом по ребрам и животу лежащего, прежде чем его оттащили подоспевшие Траугутт и Бжуске. Вашковский тяжело перевалился на живот и попытался подняться, с ненавистью смотря на Мариана и явно желая ответить обидчику.