Я стоял и вспоминал два прошедших месяца, с трудом подавляя чувство глухого раздражения, постоянно сопутствующее этим неприятным для меня воспоминаниям. Я, наивный, думал, что после того как сильно меня торопили с выбором невесты, считай со свадьбой, сборы в поездку к нелюбимым мной островам будут начаты сразу же после оглашения родными моего выбора. Как же я ошибался! Мгновенно выяснилось, что честь и достоинство русского императорского дома могут пострадать из-за такой спешки. Так что готовиться начали по всем правилам, долго и с расстановкой, слава богу, я в этом почти не участвовал. Но этого «почти» вполне хватило мне, чтобы осатанеть от приготовлений, и, что самое главное — я был практически не в состоянии заниматься своими делами. Меня постоянно дергали, мое мнение спрашивалось буквально по любому вопросу, а после его оглашения тут же оспаривалось, что доводило меня до медленного закипания. Неужели они не понимают, что мне полностью все равно даже, на каком именно корабле я поплыву, не говоря уже о том, во что именно я буду одет, сойдя на берег, или какой мундир будет на мне на балу, непременно организованном в честь моего приезда…
Но вот, наконец, последние приготовления к моему отплытию подходили к концу. Вещи были уложены, корабль готов, все необходимые распоряжения отданы. Даже матушка, наконец, кажется, определилась со всеми своими платьями.
Оставалась только одна нерешенная проблема. Висела она надо мной дамокловым мечом аж с ноября прошлого года. С памятного дня представления Манифеста об удельных крестьянах в Совете министров. Признаться, меня поразила тогда та поддержка, которую я получил со стороны Николая Карловича Краббе. Морской министр, казалось бы, человек очень далекий от земледельческой тематики, с неожиданным знанием дела и незаурядным талантом оратора выступил в защиту моей идеи с освобождением крестьян без выкупа. Более того, свои аргументы он представил так ловко и умно, что не согласиться с ними было нельзя. Мне этот эпизод запомнился, и после заседания я хотел встретиться с Николаем Карловичем наедине — поблагодарить его за оказанное содействие. Меня снедало любопытство, откуда адмирал так хорошо знаком с этой темой. Однако вскоре после заседания министр заболел, и нашу встречу пришлось отменить. Позднее, занятый более насущными проблемами, я и вовсе и думать забыл про этот случай, списав все случившееся на энциклопедическую эрудированность адмирала, благо Николай Карлович действительно славился как человек глубокого ума и обширных знаний. Но вопросы, вопросы-то остались…
Откуда все-таки у Краббе такие познания в крестьянской проблеме, причем не профанские, которые можно выудить из газет и светских сплетен, а вполне конкретные и чрезвычайно глубокие? Почему у меня возникло такое чувство, что его речь и аргументы, представленные в Совете, давно продуманы и отрепетированы? Наконец, по какой причине Николай Карлович поддержал мою точку зрения и, по сути, помог продавить Манифест, когда я заколебался под возражениями других министров? Он вполне мог этого не делать и не сделал бы, был я уверен, если бы это не было ему выгодно.
И чем больше я думал над этим, тем больше приходил ко мнению, что мне надо лично пообщаться с морским министром по этому вопросу. К несчастью, загрузив себя другими делами, я длительное время не находил время, чтобы встретиться с адмиралом и поговорить по душам. Когда же я наконец это сделал, Николай Карлович не стал ничего скрывать. На мой прямой вопрос он, в своей привычно невозмутимой манере, неспешно ответствовал:
— Ваше величество, ваш дядя, великий князь Константин Николаевич, уже давно продвигал в правительстве проект, аналогичный вашему Манифесту. Не далее как 4 года назад, еще перед крестьянской реформой, он, насколько мне известно, лично пытался убедить его величество принять освобождение крестьян без выкупа. Ему это не удалось, государь предпочел пойти на компромисс с помещичеством. Будучи долгое время сподвижником вашего дяди в бытность его на посту морского министра и, что скрывать, его давним другом, я лично вносил подготовленный им проект на рассмотрение Государственного совета. Несмотря на то что проект не прошел, я хорошо помнил его и, когда вы только начали свое представление Манифеста, был убежден, что вы обратили внимание на проект Константина и решили провести его через Совет.