Осенью не хочется влюбляться. Осенью, особенно поздней, как раз таки хочется просто любить. Забраться вдвоем под тёплый плед и лежать нос к носу. Нос у Греты холодный. У меня тоже. Нам с собакой привычно хорошо. На ее подстилке. Да, она большая — собака последнее время спит клубочком, ну и я, когда становится совсем тоскливо, ложусь рядом на пол. Такая у меня половая жизнь собачья…
Сегодня тоже буду спать на полу. Не с заразным же в одной постели! Нужно не забыть купить в аптеке одноразовые маски. И одноразовые носовые платки. Об остальном Игорь всегда заботился сам. Но остальное нам точно не понадобится в ближайшую неделю, а потом у меня будет плановый перерыв в женской жизни. Да и не задержится Знаменов у меня так надолго. Три дня — максимум, а потом поскачет к молодым.
Но как пережить с ним эти три дня, не растравив себе душу? Как прекратить любить того, кого любить совсем не надо?
Ведь в двадцать могла не любить, а просто наслаждаться моментом! Уходила на работу рано, возвращалась домой поздно, запыхавшаяся и красная от счастливого свидания. И однажды бабушка спросила меня в лоб: любишь его? Я сказала, обманывая и себя, и ее — не люблю и замуж не собираюсь: уже собиралась за своего первого, уже плакала, когда якобы любимый сказал, что я ему надоела. Да он и не был любимым. Сейчас понимаю, что влюбилась я в Игоря раз и навсегда. Еще в шестнадцать! А Максимом пыталась убить в себе первую любовь, у которой не могло быть ни будущего, ни настоящего.
Я по глупости тогда так думала — ошибалась: настоящее есть у всего. Только девочек неправильно воспитывают — заставляют всегда думать о будущем. Светлом — пережитки коммунизма, наверное. Того самого, на заре которого секс сравнивали со стаканом воды, а потом в комсомоле решили, что секс равно любовь. Нет, первые строители коммунизма были правы, он — стакан воды. Живительной!
— Бабуль, я не хочу в двадцать лет быть одной и ждать несуществующего принца, когда у меня есть настоящий на белой бэхе. Пусть я у него не одна, но я лучшая. И лучше быть с тем, кто тебе не вешает лапшу на уши. Я так решила!
Хотите — выставляйте на улицу! У меня уже больше года диплом парикмахера в кармане. И я могла бы спокойно заплатить за себя даже в тех местах, куда водил меня Игорь. Так что я не расплачивалась с ним телом, и он это знал. Он не соблазнял меня — это было обоюдное притяжение и решение двух взрослых людей: любовь без обязательств, если уж вас слово «секс» так нервирует.
Все же неудачный первый опыт закаляет женщин. Главное, не уйти в депрессию, а я почти ушла той жуткой осенью две тысячи второго года. Но позвонил он — Игорь, о котором я и думать забыла. Вернее, забыла о таком мечтать…
Говорят, нужно отпустить потерянную вещь, и она сама вернётся. А мужчину, единственного, которого, как выяснилось позже, любила, тоже нужно было отпустить, чтобы он вернулся. Я верила, что меня отпустило, но в первую же встречу меня накрыло с головой. По полной! Отключив мозг или что другое, что находилось в двадцать лет под моей медной копной, я позволила ему без лишних просьб и лживых заверений в любви до гроба убедиться, что это мой натуральный цвет.
— Думал, ты красишься, а ты и там оказалась рыжей…
Ну да, тогда еще не вошло в моду удаление волос где надо и не надо. Хотя именно с удаления волос с его головы и началось наше знакомство… С полного удаления!
5. "У нас по записи"
Рыжим либо везет, либо везет не очень. В первый же день своей практики, которую с превеликим трудом выпросила у мамы проходить не в ее парикмахерской, я подвернула ногу, разбила коленку и порвала колготки. Рухнула с лестницы прямо на подступах к раю, и ввалилась в салон красоты удивительно красивой.
За пять минут до открытия меня заботливо окропили йодом, колготки стянули лаком для волос, и я наивная шестнадцатилетняя дурочка решила, что ничего хуже со мной в этот день произойти уже не может. Врачи говорят, что первый больной-мужчина к счастью, а вот у парикмахеров оказалось все наоборот. Или все намного проще — без диплома я еще не считалась парикмахером, я была стажеркой первого года обучения.
Они ввалились в старый советский салон, в котором еще было разделение на женский и мужской зал, шумной и наглой толпой — даже не компанией, требуя побрить всех четверых налысо.
— Что? — спросила моя кураторша, и я поняла, что не ослышалась.
Ухоженные шевелюры, явно из лучших салонов города, куда мы заглядывали только через витрины, говорили, что у мальчиков не все дома. Из мульков известно, что с ума сходят по очереди, это только гриппом вместе болеют. На дворе май, сезон гриппа позади — значит, в сумасшедшем доме день открытых дверей.
Они переглянулись, и один из них, самый высокий и самый красивый, повторили просьбу, еще и «пожалуйста» добавил, которое от парней в косухах редко дождешься. У них курточки явно из натуральной кожи, а не кожзама, и другой мастер в голос ахнула, когда они горой кинули их на банкетку и не подняли ту, что в итоге свалилась на пол. Чего они разделись? Им еще не сказали, что мастера свободны.
— У нас запись, — тут же проговорила моя кураторша и бросила на меня опасливый взгляд, который я не сразу поняла.
Потом мне объяснили, что она испугалась, что к нам заявилась толпа потенциальных скинхедов, хотя вряд ли те могли завербовать в свои ряды мажорчиков.
— У вас же никого нет? — продолжил переговоры предводитель. — Мы заплатим двойную таксу. Нам очень нужно.
— Что за спешка? — продолжала так же холодно наша тетка, потому что не считала нужным церемониться с молодежью, которая никогда не станет нашими постоянными клиентами.
— Мы к другу в больницу едем. Он химию проходит. Так мы решили тоже лысыми походить, пока он не поправится.
Мы все трое переглянулись: не скинхеды.
— У нас по записи, — повторила тетка, и я не знала, правду она говорит или вежливо пытается выставить молодых людей вон, чтобы у нас проблем не возникло потом с их лысыми головами.
Эти ребята явно караулили у входа момент, когда наш газетчик откроет входную дверь. Клиенты, конечно, могли и опоздать к назначенному времени, но не все же скопом!
— Вот только если на нее согласитесь? — и она ткнула пальцем в меня.
Они тоже ткнули в меня взгляды — все четверо. Точно на вилку подцепили, подняли в воздух и раскрутили. Второго падения я не выдержу, а коленки затряслись. Еще бы — теперь они изучали мои раны.
— Лина стажер, но побрить сумеет волосок к волоску.
Может, они и оценили шутку, но не заржал не один. Но я все равно еще никогда не чувствовала себя настолько униженной и оскорбленной.
— Да нам без разницы кто, — добил меня этот парень.
— Только вам придется подождать. Она одна, а вас — четверо.
— Подождем.
— Игорь, ты первый! — бросил тот, чья куртка так и осталась лежать на полу.
Так я узнала имя парня, который позже поставит мою жизнь с ног на голову. Но голову ему я все же побрила. Быстро, без чувств, без остановки на то, чтобы выдохнуть. От него разило одеколоном за версту. Сколько он вылил на себя и чего, я была, конечно, без понятия. Понимала лишь то, что явно не того, что алкашам по карману.
Хотелось, конечно, спросить, а чего вы к нам пришли, а не к своим мастерам? Но у меня язык застрял за стиснутыми зубами. Счастье, что голову этому клиенту мыть не пришлось. Действовала старыми армейскими методами. От одной только мысли о запускание пальцев в его шелковые кудри начинало двоиться в глазах и выступала на лбу испарина. Нет, дело в его дурацком одеколоне…
Или в моем стажерском непрофессионализме. Я надеялась, что расческа и машинка входят в его волны достаточно профессионально. Д’Артаньян вон опасной бритвой побрил чувака и ничего, а я тут трясусь с более продвинутыми подручными средствами. Ну, на четвертой башке у меня уже просто отваливались руки, поэтому я и не протянула руки, когда Игорь, исчезнувший из мужского зала, как только я выпустила его из кресла, вернулся с плоской и блестящей упаковкой колготок.