Выбрать главу
Но замечают щелки: счастье Все валит к одному, Такой не видели напасти – И все придвинулись к нему.
А тот с улыбкой скромной девы И дерзко синими глазами Был страшен в тихом севе, Все ворожа руками.
И жутко и тихо было близ беглеца, Крыл ускользают силы, Такого ли ждали конца? Такое дитя просили?
Он, чудилося, скоро Всех обыграет и спасет Для мук рожденных и надзора, Чертей бессилит хладный пот!
И в самый страшный миг Он услыхал высокий вой, Но, быть страдающим привык, О стол ударил головой.
И все увидели: он ряжен, Что рана в нем давно зияла, И труп сожжен, обезображен, И крест одежда обнажала.
Мгновенье – нет креста!.. (Глядящий ловит сотню жал) И слышит резь хлыста – Все там заметили кинжал.
Спасенный чует мести ярость И сил прилив богатый, Шипит забвению усталость, И строен стал на час горбатый.
И ягуары в беге злобном Кружатся вечно близ стола, И глазом, зелени подобным, Кидалась умная стрела.
Пусть совесть квохчет по-куриному И всюду клюв сует, К столу придвинувшися длинному И вурдалачий стиснув рот,
По пояс сбросила наряд, И маску узкую, и рожу – И, бесы, стройную, – навряд Другую встретите, похоже.
Струею рыжей, бурно-резвой Течет плечо к ее руке, Но узкий глаз и трезвый Поет о чем-то вдалеке.
Так стал прекрасен черт Своим порочным нежным телом – Кумач усталый его рот, И всё невольно загудело.
В глазах измены сладкой трубы, – Среди зимы течет Нева! – Неделя святок ее зубы, Кой-где засохшая трава.
Самой женственностью шаг, Несома телом ворожея, Видал ли кто в стране отваг Луч незабудок, где затея?
Она ж не чувствует красы, Она своей не знает власти, В куничьем мехе сквозь усы Садится к крепкому отчасти.
Тот слабый был, но сердце живо. Был остр, как сыр, ведьминский запах. И вот к нему, заря нарыва, Она пришла охапкой в лапах.
Никто и бровью не моргнул, Лишь ходы сделались нелепы. Вот незаметно бес вздрогнул. Он обращает стулья в щепы.
Бедняк отмеченный молчал И всё не верил перемене, Хотя рот бешено кричал, Жаркого любящих колени.
Рукою тонкою, как спичка, Чесал тот кудри меж игры. Порхала кичка, точно птичка, Скрывая мудрости бугры.
Бычачьи делались глаза, Хотел всё далее играть, Бодал соседа, как коза, Когда хотел тот сзади стать.
Игра храбреет, как нахал, Летают сумеречные ставки. Мешок другой он напихал, Высокомернее стал шавки.
«Черная галка!» – запели все разом. «Черная галка!» – соседи галдели, Ладонею то, дырявым то тазом Воинственно гремели.

Речь судреца:

«Всего ужасней одинокий, Кто черен, хил и гноен. Он спит, но дух глубокий В нем рвется, неспокоен.
Бессильный видит вечно битвы, Он ждет низринуть королей, Избрал он царства для ловитвы, Он – чем смелее, тем больней.
И если небо упадет И храм сожженный просверкает, Вчерашний раб народы поведет, Ведь силен тот, кого не знают!
Вот я изрек премудрость ада, За что и сяду ко всем задом».
* * *
Счастливец проснулся, смекнул, Свое добро взвалил на плечи И тихим шагом отшагнул Домой, долой от сечи.
И умиленно и стыдливо За ним пошла робка и та, Руки коснувшись боязливо, И стала жарче чем мечта.
«Служанки грязною работой Скажи, какой должно помочь? Царица я! копьем охоты Именам знатным кину: прочь!
Сошла я в подземные недра, Земные остались сыны. Дороги пестрила я щедро: Листами славными красны.
Ты самый умный, некрасивый, Лежишь на рубище в пыли, И я сойду тропой спесивой Твои поправить костыли.
Тебя искала я давно, Прошла и долы и моря, Села оставила гумно, Улыбок веники соря.
Твой гроб живой я избрала И в мертвом лике вижу жуть, В борьбе с собой изнемогла, К тебе моя уж настежь грудь.
Спесь прежних лет моих смирится – Даю венок, Твоя шершавая десница – Паду, великая, у ног.