- "Червоточина", или "кротовая нора", или "кротовина!" - так называют туннель в пространстве. Кратчайшее соединение двух отдалённых объектов, путём искривления этого самого пространства. Об открытии кротовой норы ещё несколько лет назад писали все возможные сми. Ведь это же величайший прорыв в науке!
- Да, было дело, я читал, - подтвердил студент.
- Может вы читали так же, что в "червоточину" был запущен аппарат? - уцепился дед.
- Да, вроде запускали. Ну и?
- И куда он привёл?
Парень пожал плечами.
- К центру галактики! - подытожил дед.
Великолепно, подумал сержант, он нам сейчас запудривает бошки какой-то посторонней хернёй.
- Причём здесь "червоточина" и аппарат? Ты нам про что-то другое рассказать хотел! - напомнил сержант.
- Да дид, колись! - присоединился водитель.
- Это имеет прямое отношение к той работе, которой я занимаюсь. Сразу добавлю, я не физик, я палеонтолог, но со своими коллегами физиками мы наблюдаем, обслуживаем и изучаем объект под названием "площадка А", который находится в другом временном измерении, а именно 150 миллионов лет в прошлом. То есть, вот этот самый объект, что вы можете видеть тут за окном.
На этих словах дед указал затрёпанным рукавом в окно.
Все глянули в окна, словно туристы, что таращатся на достопримечательности по указаниям экскурсовода. А указывал дед на груду графлёной жести - вот и вся достопримечательность.
Студент опустил окно задней дверцы, высунулся по пояс и, размахивая руками, завопил:
- Алё, вы там... можете включать прожекторы! Мы почти купились!
- Молодой человек, закройте окно, я вас прошу! – рявкнул дед строго.
Парень влез обратно, покосился на старика. В темноте лицо студента было расплывчатым́ едва заметным белесым маревом, но полная луна заглядывала ему в глаза и отблескивала. Этот блеск понять можно было бы недвусмысленно - укор.
- Вы мне не верите, я правильно понимаю? - спросил старик.
- Что же вы делаете в прошлом? - продолжая укор парень.
- Изучаем животных, экосистемы, эволюцию...
- Юрский период, значит... Я как-то в детстве смотрел фильм "Парк Юрского периода". Вы что, хотите сказать, что там, за окном рыщут гигантские ящеры?
- Гигантские сейчас, наверное, спят, но есть и ночные, сухопутные крокодилы опять же.
- Слыхала, - обратился парень к даме, подчёркивая поднятым пальцем важность сказываемого, - сухопутные крокодилы!
- Ой, мамочки! – вдруг пискнула дама.
- Слабовато у вас с фантазией! – добавил студент. - И вы ожидаете, что мы вам поверим?
- Вы сколько угодно можете считать моё к вам откровение контринтуитивным, но вам придётся мне поверить. Завтра утром у нас не останется никаких сомнений.
Поверить ли? В период учёбы на юридическом сержант столкнулся с наукой невербальных знаков, то есть, знаков, которыми через жесты и мимику подозреваемый, сам того не подозревая, может выдать своё эмоциональное состояние, к примеру, если подозреваемый лжёт на допросе. Это что-то вроде языка человеческой совести, которая всегда откровенна. Полагаясь на теорию, невербальная наука работает безотказно, и даже самый искусный актёр где-то всё равно проколется. Однако эти знания у сержанта так и не нашли применения, он не был следователем и опыта с допросами, увы, также не имел. Сколько он не таращился на старика, а частые моргания и заламывания пальцев на руках лишь выдавали в нём нервозность, и понятно почему: кто бы не нервничал на его месте, если приходится отчитываться, убеждать и спорить. А вот сказана ли тут правда? Допустим, что - да. Ведь можно, конечно, и проверить - достаточно удалиться от машины метров на сто, и всего-то. Сержант решил не тянуть до утра и морочить себе голову мучительным гаданьем.
- Так, граждане, вы сидите тут, а я сейчас… - бросил он и прежде, чем старик успел среагировать, вырвался из машины.
Первым делом сержант вдохнул полной грудью - воздух в салоне запрел. И ещё, сержант почувствовал, что с наружи воздух влажный и тёплый. Точнее он был тёплым и до того, как они все вместе забрались в машину, но теперь, выйдя из распаренного пространства, ожидалось ощутить кожей морозную декабрьскую ночь, а ощущалась тропическая. Сержант прислушался дальше звона в ушах - окрестности жили разнокалиберными звуками, шумели: толи какие-то животные, толи насекомые, типа сверчков, что тоже очень странно для декабря. Познание несовместимости с должными реалиями, особенно после рассказа старика, вынуждало действовать сержанта с полной осторожностью. Он отодвинул подол плаща и положил ладонь на рукоять пистолета. Знакомая твёрдость металла, впитавшая в себя тепло тела, придала ему бодрости. После вспышки лампочки салона автомобиля, когда он пролезал через открытую дверь, как из подводной лодки, его глаза наконец-то привыкли к темноте, и сержант начал медленно в неё углубляться. Он перепрыгнул большой и грязный сугроб, от которого исходил морозец, прохрустел по обочине разбитого асфальта и вступил на песок. Тут начинался папоротник - целое поле. Его листья слегка фосфоресцировали в лунном свете, они ещё на какое-то расстояние угадывались в темноте, а потом терялись в кромешном чёрном. Лес? И как далеко до него? Это чёрное выгибалось дугой, подымалось к верху и нависало над сержантом бесформенным обрисом, выше – прозрачное звёздное небо, мириады звёзд, скопление которых, наверное, и было легендарным млечным путём.