- Я тебя случайно не сбил? – неуверенно спросил водитель.
- Наверно сбил.
- Твою мать! – выругался водитель. – А это тоже я? – и водитель указал в сторону изуродованной арматуры.
- Наверное и это тоже ты, - с трудом добавил сержант.
- Твою мать! – взревел водитель, в сердцах сплеснул руками и хлопнул себя по бёдрам.
Мужик какое-то время жарко матерился, потом вдруг затих, склонился над сержантом и тихо спросил:
- Слухай, тебе допомога не треба? Может скорую вызвать?
- Наверное вызывай, - пробубнил сержант уклоняясь.
Сержанта не тянуло на общение. Его мутило. Он закрыл глаза стал прислушиваться к своим ощущениям. Мозг в башку не возвращается - там теперь свинец, но вроде всё остальное в норме, дурно только. Но, возможно, отсутствие боли, это только шок.
- Не получится скорую вызвать, тут связи нет! – раздался новый голос, слишком молодой, совсем пацаний.
Сержант отмежил веки.
Нет, это был не ребёнок – парень, плюгавый и очень высокий, в дутой болоньевой куртке на длинных худых ногах и с длинной болтающейся слюнною от нижней губы. За слюной не было досмотра. Вид у парня был не важным. Ещё один потерпевший. Студент – решил сержант. Штудирует или физику, или информатику. Студенты таких факультетов именно такими и бывают – хлюпики, не просто худые, а именно хлюпики, не знающие физических нагрузок, с опущенными плечами и даже впалой грудью. Дутая куртка это всё основательно скрывает, но тем более непропорционально торчат из-под неё тонкие ноги. Даже света полной луны уже было достаточно, чтобы осветить богатые россыпи прыщей на его длинном лице. И пальцы тонкие, такими клавиши на клавиатуре выстукивать удобно. Студентик, если не бездельник, прожигающий битые дни за компьютером. Тогда почему он не на лекции? Почему бы нет? Может, он решил сегодня, и всего лишь только сегодня, может, первый и единственный раз оставить свой кусок гранита погрызть коммилитонам и совершить коротенькую пробежечку налево, а сам теперь вот рубит себе на носу горький плод предупреждений родителей, учителей и всех кому не лень: почему-таки прогуливать нехорошо...
- Слушай хлопец, шо тут было? Я ни хера не помню, - взмолился к парню водитель иномарки.
- Я и сам не помню. Помню только, что шёл по дороге... Но это было ещё утром. И всё.
- Может я и тебя сбил? - совсем упавшим голосом решился спросить водитель.
- Не знаю, может и меня... – неуверенно ответил парень.
- Ты шо, точно ничего не помнишь? – переспросил водитель.
- Нет, не помню.
- Свидетели! В таких случаях надо опросить свидетелей! – сквозь силу предложил сержант.
Вероятно, при иных обстоятельствах, смекнув, что у потерпевших наблюдается такой провал памяти, водитель уже давно скрылся бы с места происшествия, но сейчас его бумер надёжно застрял на бетонном помосте и водителю придётся отвечать. Он внял, обошёл своё авто к водительской стороне, послышался щелчок дверного замка, водитель крикнул – «Эй, тут хто-нибудь есть ещё!?» - и тут же включил фары.
Два мощных луча, словно лазерный удар, вырвались в ночь, врезались в графлёную жесть разваленной будки, с той же силой мигнули обратно и резанули сержанту по глазам, резанули больно так, что сержант зажмурился и резко отвернулся. Глубоко вонзилась вспышка, осязаемо, увяз бледным призраком остаточный свет. Мозг опять слетел с космодрома, а за ним подскочила дурнота, сдавила пищевод - но на этот раз обошлось без рвоты - завтрака-то не было. Сержант сдержался, сглотнул, а после проделал простой и уже неоднократно проверенный, при других обстоятельствах, приём, то есть, всей грудью вобрал в себя влажный воздух и громко выдохнул. Повторив этот приём ещё несколько раз, он стал приходить в себя. Можно было медленно открывать глаза, сначала осторожно, один, и то не до конца, а просто через щелочку прощупывать ситуацию.
- Выруби свет! – рявкнул сержант. – Оставь просто габариты!
Свет, моргнув, ослаб. Мятая жесть притушила пламя, в дребезги расколола её на сотни тусклых свечей. Они светились во тьме, словно гигантский канделябр.
Откуда-то из снега и обломков какого-то сложного устройства, с превозмоганием неимоверно цепкого притяжения, словно впервые решивший встать на ноги питекантроп, выполз, поднялся и, ломаными шагами, в воронку света вышел маленький, плюгавый старичок, бледненький такой, замученный, с распухшими глазами и с верным признаком великого ума, то есть, с лоснящейся монашеской плешей на большой голове. Две глубокие залысины крались от висков к темечку, так что над высоким морщинистым лбом навис седоватый забавный чубчик. Вне сомнения, ещё один пострадавший. Невесть какая сила не отвела бедняге времени, ни одеться, ни подготовиться, а вырвала его из маленькой натопленной коморки прямо в преисподнюю в том, в чём был одет, а именно, в принепременном для стариков затасканном и уже замаранном грязью свитере в клеточку. А вот на ногах не тапочки, а туфли. Странно. Одной рукой старичок размашисто балансировал, другой крепко держался за сердце. Такой типичный, заскорузлый бухгалтер или инженеришка, который, вероятно, всю жизнь провёл на службе за бесконечными вычислениями, подсчётами и вычетами, километрами линейных начислений амортизационных отчислений, завалами планировок и табелей, составлениями целых библиотек записей и новаторских предложений, а теперь, выставленный на заслуженный отдых, просиживать любимое кресло, в котором он по-прежнему, до костного мозга отшлифованной схеме, продолжает вести компульсивные подсчёты расходов и отложений, однако теперь уже только из своей тощей пенсии, раскидал по планам и графикам только свои собственные сутки на неизменные, день за днём чётко отработанные, как то: подъём, завтрак, просмотр новостей и до одиннадцать ноль-ноль - прогулка, булочная, покупка газет... и бац, такой вот сбой с привычного... Он выглядел растерянным, даже скорее озадаченным и глубоко потрясённым. Его глаза глядели в никуда, точнее, вглубь своих мыслей, в проверенную подручную вычислительную машинку, на которой он сейчас, до болезненного напряжения морщин, силился высчитать неожиданную ошибку; то бишь, он обычно и шагу даже в туалет не сделает, предварительно не рассчитав условия и последствия, особенно если в туалет приспичило не по режиму, и вдруг незапланированная хренатень. Тебе ни газет, ни даже валидола. Беспредел! И куда только власти смотрят?