Выбрать главу

Вопросов больше не было.

- Командуйте командир, - передал доктору Пермскому свои командные полномочия сержант.

- Будем собираться?

- Значит, будем собираться! – согласился сержант.

- Не забудьте помыть руки, молодые люди, - напомнил профессор.

- Руки моют перед едой, – заумничал студент.

- Мойте! Разумеется! Это полезно! – согласился доктор. – Но ещё полезней мыть руки после еды, и очень тщательно, чтобы не привлечь тех, кто сегодня ещё не пообедал. От нашей курицы и тушёнки запах привлекательный не только для нас.

 

…………..

 

Собирались не долго. Верхнюю зимнюю одежду по ненадобности свернули и оставили в машине. Под уважительные взгляды, сержант стянул с себя оперативную кобуру, как тот ещё миниатюрный рюкзачёк, стянул пуловер, натянул кобуру обратно. Пистолет снова привычно устроился подмышкой, килограммовым весом потянул плечо. Затем сержант связал узлом низ пуловера и принялся пихать в горловину оставшуюся снедь. Остальные поддались его примеру, пихали консервы, пачки со сладостями и пакеты с хлебом, так, чтобы вышло не слишком тяжёлым на дальний путь и не слишком бренчащим. Рукава стянули узелками, получилось, что-то пригодное для ноши за спиной.

Девушка отмыла личико от туши и соплей, и сержант окончательно уяснил, насколько же она молода, шестнадцать, большее об ей не дал. Но не по возрасту на ней красовалась весьма призывная юбочка, не дотянувшая до колен. Коленки умиляли. В школу так не одеваются, или? Или школьной администрации наплевать?

А на вдителе неожиданно подходяще на жаркий сезон оказалась одета вычурно-пёстрая рубаха гаваи с короткими рукавами, которые под мышками уже были смяты в гармошку. Он словно собирался из дикой средней полосы на своей машине ехать прямиком на курорт. Он обошёл свою машину последний раз. Простился с нею. Несчастный гастарбайтер оставил весь свой заработок в Юрском периоде, за пятнадцать десятков миллионов лет до своей шабашки, пятнадцать десятков миллионов лет до того дня, когда его БМВ вообще сойдёт с конвейра. Вот такой парадокс времени: машина ещё не успела родиться, а уже умерла, и её могилу накроют многометровые слои земной породы, скалы, горы. Сомкнулась на ней Причинно-следственная петляя.

Взвалили импровизированные вещмешки за спины.

Тронулись...

11

Ручейная галька сахарно хрустела под ногами. Вода дышала прохладой, как из раскрытого холодильника. Где-то далеко в зените неба жарко палило доисторическое солнце, но оно не могло пробиться сквозь многослойную кровлю лесного свода. Лишь редкие стрелы лучей прожигали пространство, и в этих горячих столбах густо боролись за жизнь рои каких-то древних мошек. Ветви хмурых исполинов нависали слишком низко, каменные стены стояли слишком тесно, часто один берег с другим соединяли мосты из упавших деревьев. Русло ручья напоминало мрачный извивающийся туннель, пробитый сквозь песчаник и салат, да давно заброшенный на зарастание мхом и сорняками. Тишина напрягала, принуждала к бдительности, и только родник ласково бренчал, может и к счастью, заглушая хруст шагов. Воздух пересекали белесые подёнки, иной раз, гулко стрекоча, проносились огромные зелёные стрекозы, по камням шныряли ящерицы и моментально прятались в расщелины, как только восторженный профессор пытался завести с ними знакомство.

Шли не торопясь, с оглядкой на край оврага.

В одном месте путники потревожили стайку мелких летающих ящеров, хотя сравнение с «ящерами» для этих существ показалось бы слишком натянутым. Были они не большие, величиной с ворону, стояли на четвереньках, и хлебали из ручья воду. Их тело было покрыто шерстью. Шерсть лоснилась и поражала гармоничной расцветкой, такой контрастной, что более сближала птеродактилей с попугаями, чем с хладнокровными чешуйчатыми рептилиями. Хвост отсутствовал, если, конечно, тот обрубок, который торчал сзади, подобно как у хомячка, можно вообще назвать хвостом. Благодаря невероятной длине их передних крыльев-ходуль, на которые они упирались, их тело принимало почти вертикальное положение. Высоту им придавала и стройная, слегка изогнутая шея, по длине равная тому же туловищу. Они смогли бы даже пройти за красавцев, если бы не неестественно огромные головы, с непропорционально высокими, яркими гребешками, начинавшиеся от самого носа до затылка и даже чуть дальше, нависая над спиною. Вероятно, этот гребень служил им в полёте килем, как, например, служит самолёту киль на его хвосте. И вообще, нужно полагать, их головы должны были быть лёгкими и гребень тонким, чтобы чрезмерно крупная морда не заламывала хрупкую шею, да не перевешивала заметно уступающее в размерах тело. Забавно, подобно, как лыжник прижимает под мышки свои лыжные палки, они прижимали к телу остроконечные крылышки, и хлебали воду точно, как это делают птицы – высоко задирая зубастые клювики, периодически, то вверх, то вниз, жестикулируя своими цветастыми флажками-гребешками и при этом очень звонко перекликались.