Кстати, вот зубки этих птичек внушали уважение.
- Ой, какие они хорошенькие! – завизжала барышня.
Завидев людей, птерозавры бойко зачирикали и, не отползли, как можно было бы ожидать от летучих мышей, а в разнобой отбежали подальше от людей вниз по течению ручья. Бегали они также на четвереньках, но благодаря своим длинным лапкам, бегать у них получалось изящно, с не меньшей грацией, чем у той же современной кошки. И лишь тогда, когда до «птичек» дошло, что намерения людей продвигаться вперёд непоколебимы, ящеры расправили тонкие перепонки и, забарабанив частой дробью, выпорхнули в зелень.
И всё. Никто не набрасывался, никто не цеплялся в волосы, не пытался выклевать глаза. Обычные твари обычного мира. И мир снова выглядел приятным и тихим, даже обманчиво спокойным и благополучным.
Несмотря на то, что сержант старался идти по сухому и даже был вынужден прыгать по камням, перескакивая разливистые места, всё же его зимние ботинки пропустили воду и в них неприятно захлюпало. В итоге он перестал обращать на это внимание и шлёпал прям по воде.
Хуже всего, однако, досталось девушке. Длинные шпильки её сапожек, так гармонично смотревшиеся на фоне грязных обледенелых тротуаров зимнего города, теперь легко утопали в жиденьком ручейном грунте. Да, трудно ей дались первые шаги по юрскому периоду. Она шла, ломаясь и спотыкаясь, и после стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Её уговорили снять сапожки и идти босиком. Благо - ведь тепло же.
Девушка послушалась, присела на камень, расстегнула на сапожках молнии и тут подняла на мужчин большие глаза с застывшим вопросом: «А что делать с чулками?» Ведь не идти же ей по песку в чулках, в самом деле.
- Снимай, - велел сержант, и девушка полезла ручонками под юбку.
Мужики смущённо отвернулись
- Ой, вода холодная! - пискнула девушка и отпрыгнула босыми ножками к скалистой стене, куда ручей ранее натаскал россыпи песка. Первым же делом, она с блаженным удовольствием зарыла пальчики ног в песок. Ножки у неё были белые, тонкие и совершенно, невообразимо гладкие, и бессовестно притягивали мужские взоры, приглашали задержаться, оценить, поставить лайк. И уж куда смотреть на дамские ножки было интересней, чем на безобразную шишку на лбу.
Сапожки сержант сунул в свою котомку-пуловер, туда же и чулки. Девушка же шла налегке. Ей единственной, за безупречность её слабости и миловидности, сделали исключение - не нагрузили скарбом.
Дальнейший путь проходил без всяких затруднений. Парень дочищал куриное яйцо, скидывая скорлупки в ручей. Вода моментально подхватывала белые лодочки и проворно уносила их по течению, быстрее, чем поспевал шаг человека. Остальные безучастно провожали скорлупки взглядом.
- Скажите, пан профессор, а зачем сюда посылать людей? – нарушил молчание парень. - Неужели нельзя всё делать роботами? Мы же в такой век живём, где всё электронно и машинизировано.
Он нарочито вставил непривычное обращение «пан». Если бы так обратился гастарбайтер, то, наверное, никто и внимания не обратил бы, но изо рта нахального студента это слово звучало, мягко говоря, инородно; не то слово – с явной издевкой, по ходу убивая двух зайцев: передразнивая разжалованного в пешеходы водителя и выражая своё призрение к Пермскому. Водитель и ухом не повёл, по крайней мере, виду не подал. А вот профессора задело, но так как он был человеком воспитанным, не стал вести расследования о целях такого официоза. Он спокойно, насколько позволяло ему его умение подавлять эмоции, ответил: