- И тогда насупит эра грязных холодильников, не вовремя выкинутых, разлагающихся упаковок, вонючие мусорные контейнеры с гигантскими кучами гигантских мух! Фантастика, пан доктор! Не в смысле – «Фантастишь», а в смысле - бред несёте, – закончил парень.
- Фантастика, это когда яйца начинают с курами спорить, - обиделся доктор.
Сержант шёл позади спорящих. Он шёл с водителем рядом, перед ним девушка и первыми - эти двое, с неумолкающими ртами, оба антиподы, и не только в споре, но и во всей их природе: один старый и мудрый, другой безнадёжный эгоцентрик; один взывал к умиротворению, другой только подтрунивал; один маленький и плотненький, веретеноподобного сложения, другой длиннющий, тонконогий, сутулый, а то и вовсе согнутый вопросительным знаком, толи чтобы лучше слышать профессора, толи просто под ношей своей котомки за спиной – а-ля Дед Мороз. Сначала сержант забеспокоился о шуме, хотел прикрикнуть на них, то бишь, заткнитесь, но решил, что у доктора Пермского свои мозги есть, а значит, он понимает и сам, когда надо помолчать. С другой стороны их болтовня развевает скуку и даже тревогу.
Между делом на пути выросло препятствие – дюжая запруда. Одно большое и толстенное дерево, давно упавшее над оврагом, создало естественный мост высоко над головами. На мощном стволе уже можно было косить - он буйно зарос крупным папоротником и сочным мхом, а местами прорастали молодые деревца. С него рваными занавесками свисало какое-то мочало из растительных волокон, и густая жимолость юрского периода с длиннющими хватательными придатками тянулась к любому незаполненному пространству. Однако обрубки могучих ветвей, до отполированной наготы лишённых коры и решёткой упёршихся в камни оврага, вылавливали из воды, словно в сети, всевозможный мусор: сопревшие брёвна, корявые палки, налипшие жухлые листья уже непознаваемых растений, которые так и застыли хрупкими заскорузлыми полосами, обозначая высоту и направление потока.
А паводки здесь были огого, внушительные здесь были паводки.
И даже этот завал уже уверенно завоёвывал вездесущий молодой папоротник. Ещё год, другой и всю эту гнилую плотину снесёт прочь. Но пока весёлый родничок только проворно нырял под мусор через гостеприимные щели.
Путники уставились на стену.
- Что будем делать? – спросил парень. – Растолкать ветки и насквозь пролезть?
- Стабильно это всё не выглядит, – сказал сержант. – Будем лезть по камням. Вон там, с правой стороны, прям под бревном удобный проход.
Послушались, полезли по камням на склон оврага. Надо было проползти под стволом дерева, как раз там, где одна ветка, по толщине не уступавшая человеческому телу, крепко врезалась в щель между двумя многотонными валунами. Возможно, один из валунов был этой веткой опрокинут, но случилось это уже так давно, что все следы густо заросли высоким хвощём, который теперь мешал не только карабкаться по камням, но и скрывал расщелины, такие отвратительные капканы, в которые каждый раз рисковала сорваться нога. Сержант карабкался первым, и скоро нырнул под сухое мочало, забравшись на самую середину завала, аккурат под лежалым деревом, даже представился случай с высоты запруда заглянуть вглубь леса, на заросли папоротника, бесконечные колонны стволов, размашистые веера листьев саговников и лохматые гирлянды каких-то древних лианоподобных растений. Ширина природного моста казалась внушительной, машина смогла бы проехать. Под ним воняло застоялой сыростью и прелой древесиной, с мочал сыпался сор...