Сержант глянул на него, но не сурово, просто заметил и попутно сказал.
- Запомни парень, у меня осталось всего восемнадцать патронов. Просто так стрелять в воздух я больше не стану. Если ты не часть решения проблемы, то ты часть проблемы, а я научен проблемы устранять. Усёк?
Парень дулся. Не реагируя на сержантские слова, он продолжал раскладывать камни, и раскладывал на удивление добросовестно. Закладывая могилу камнями, парень закладывал свою вину. Усёк ли он? Время покажет. В сказанном сержантом была угроза. Сержант понимал, что в теперешней ситуации иначе мира не добиться. Да, это условие достаточно обидное, чтобы на такое согласиться, но будем считать, что молчание – знак согласия. Может сержант и перегнул палку с намёком, может он и не стал бы выполнять такое условие, но лучше напустить страху, чем запустить контроль. Пока мы тут, надо оставить все свои привычки в другом времени, все свои вольности и замашки. Здесь мы чужие и лишние, и этот мир всё равно будет стараться от нас избавиться. Разве это обстоятельство само по себе не страшно? А что ещё не сковывает группу вместе, чем общность страха? Страх делает группу бдительной, изобретательной, а главное взаимно ответственной и взаимно привязанной. Только так мы тут выживем. Поэтому кому-то постоянно следует быть лживым от страха, чтобы другим было страшно от лжи.
………….
Когда над телом доктора поднялся каменный холмик, сержант заметил, что день уже клонится к вечеру. Коридор накрыла тень, только джунгли на вершине стен озарялись солнцем. Водитель подкатил к изголовью большой камень вместо надгробной плиты, а сержант подозвал девушку. Теперь у неё хватило смелости подойти. Решили отстоять минуту молчания. Минута - это не потеря. Площадка «Б» подождёт.
- Там река, - неожиданно прервал молчание парень.
- Какая река? – не понял сержант.
- Та самая река, откуда мы пришли.
- Где? – снова спросил сержант, однако плохое предчувствие начинало приводить его на просвет.
- Куда я ходил, там выход из лабиринта не к морю, а к реке, это она шумит. А динозавр этот, тот самый, которого мы видели у входа. Мы шли в обратную сторону.
- Твою мать! – только и сказал водитель.
Сержант, понимая, кивнул.
- Лучше бы я этого ящера ещё там пристрелил, - процедил сквозь зубы он, и подумал: что так же было бы лучше обождать, пока хищник не покинул бы свою высоту обозрения; или им было бы лучше не гадать на монете, а обходиться умом; и ещё было бы лучше по дороге не кричать от восторга, не привлекать к себе внимания; и стрелять надо было тоже сразу. Лучше, всё что угодно, сотни других вариантов были бы лучше, кроме того, который выбрали они.
- Пойдёмте, - добавил сержант.
Теперь путь лежал в обратную сторону, мимо трупа хищника, снова в глубь лабиринта, к морю.
На труп уже слетались птеродактили. Приближение людей они встретили громким квохтаньем и поднялись в воздух. Только самые смелые и жадные отползли к укрытию за камнями. Анус ящера кровоточил – оттуда птеродактили начинали свою трапезу.
Теперь на счету этого ящера как минимум четверо – подумал сержант. Превратность судьбы - такая та вот штука.
Через ящера пришлось перешагивать. Барышня запротестовала, она ужасно боялась, она отбивалась и визжала, как кошка.
- Ящер мёртв! Ящер мёртв!
Но никакие доводы девушку не убеждали. Её пришлось перетащить силой.
Когда через несколько дней им, может быть, случиться возвращаться этой дорогой, то им снова придётся переступать через то, во что превратиться эта гора мяса и костей. Хотелось бы надеяться, что местные падальщики быстро справятся со своей задачей утилизации. А что станется с могилой дока? Не разгребут ли они её? Мы же будем тут рядом проходить, мы будем её видеть, мы будем видеть то, что… А можно ли тут пройти вообще? Можно ли вернуться на это место? Ещё раз в памяти пережить то, что тут было и видеть то, что тут станет! Нет! Не надо про это думать, не надо никакого воображения, не надо никакого знания, ничего этого не надо…
…………
Теперь море не изливало столько радости. Оно естественно было огромно и грандиозно, пенились гребни волн, шумно бил об берег прибой, пляж был широк - река хорошо постаралась, столетиями натаскивая сюда тонны песка, перемешала с ракушками. Чувствовалось, что глубина не начинается резко. Прилив завершился. Солнце тянулось к горизонту, приступая растягивать на песке тени. Жидким золотом рассыпался по волнам закат.