Майк ответил немедленно и твёрдо: «Нет!» Он с сожалением покачал головой: «Уж лучше ты услышишь от меня. Ты сейчас на том же месте, где и я был – на худшем из всех возможных. Почти достаточно хорош. Достаточно хорош, чтобы лелеять надежду, но...»
Том нахмурился, всё ещё лелея надежду: «Но ты-то смог, по-своему. Да чёрт побери, ты ведь ушёл непобеждённым!»
Майк усмехнулся: «Ну, да. После аж восьми боёв в полутяже!» Он нащупал шрам над левой бровью и легонько погладил. «Мой последний шел даже вторым списком в Олимпик-зале. Триумф, мать твою!». Усмешка накатила вновь, скорей даже настоящий смех. «Вот именно, настоящий! Да я едва выполз, по очкам. Парень потребовал реванша. И тут у меня хватило ума просечь, что пора валить. Человек должен сознавать свои пределы.»
Том продолжал хмуриться. Видно, всё ещё надеясь. Майк положил свою руку на его крепкое плечо. «Том, смирись. Ты не пройдешь дальше, чем пошёл я. Понимая, что побьёшь паренька перед тобой лишь потому, что ты чуток опытнее, чуток смекалистее, чуток удачливее. Он вздрогнул, вспоминая молодого боксёра-мексиканца, чья быстрота и и сила уже тогда были пугающими. Но паренёк научится, и скоро. И правда в том, что он уже намного лучше, чем ты когда-либо станешь. И потому я свалил, пока мне мозги не сбили в кашу. И тебе стоит сделать то же самое, пока колени целы.»
И снова Том надул щёки, и снова медленно выпусти воздух. Казалось, он собирается что-то сказать, то вдруг его внимание отвлекло какое-то движение. Приближалась его жена, таща за собой свиту.
И внезапно Том засиял, как дитя. Глядя на его сверкающую улыбку, Майк почувствовал, как у него теплеет на сердце. Чёрт, что за славный парень, и при таких мерзких родителях.
Рита подскочила со всей своей термоядерной энергией. Сперва она обняла своего мужа-ново-брачного в манере, совершенно неподходящей для школьного кафетерия – запрыгнув на него и обхватив обоими ногами его бёдра. И плевать ей было на свадебное платье. Эти, мягко скажем, фривольные объятия сопровождались огненным и уж точно не невинным поцелуем. Затем, отскочив, она не менее крепко обняла Майка, хоть и по-сестрински.
Покончив с прелюдией, Рита развернулась и махнула в сторону двух людей, что стояли за ней поодаль. Если б не широкая улыбка при этом, жест подошёл бы императрице, подзывающей своих лакеев.
Шэрон и сама широко улыбалась. Улыбка же на лице мужчины рядом с ней была несколько деликатнее. Это был чёрный, лет пятидесяти с небольшим, одетый явно очень дорогой костюм. Шитая на заказ консервативного покроя одежда сидела на нём идеально, но шла вразрез с выражением лица. Майку увиделось в той улыбке что-то залихватское. Под одеждой он заподозрил фигуру куда более атлетичную, чем позволял предположить строгий покрой.
- Майк, это отец Шэрон. Я хотела бы вас представить друг другу. – Она отошла чуть назад, подтаскивая предмет своей речи более или менее поближе и повела рукой взад-вперёд. – Мой брат, Майк Стернз. Доктор Джеймс Николс. Будь повежливее, братец! Он хирург. Наверняка припрятал где-то пару-тройку скальпелей. Уже спустя мгновение она исчезла в сторону группки болтающих в углу кафетерия, утащив за собой Тома и Шэрон. Майк и д-р Николс остались одни.
Майк оглядел незнакомца, не зная, как начать разговор. И выбрал грубоватый юмор. «Моего новобрачного зятька ожидает долгая ночка,» - сказал он с иронией. – «Насколько я знаю свою сестричку.»
Доктор заулыбался шире. Налёт ухарства проступил ещё явственнее. «Тоже так думаю,» - произнёс он, растягивая слова. – «Она всегда такая энергичная?»
Майк любовно покачал головой. «Как ходить научилась.» Сломав лёд, Майк некоторое время изучал собеседника более тщательно. За пару секунд он решил, что первоначальное впечатление было верным. Отец Шэрон являл собой пример противоречий. Кожа его была очень тёмной, почти абсолютно чёрной. Волосы – седые, курчавые, - были подстрижены очень коротко. Черты лица были грубоваты, такое лицо скорее подходит грузчику, чем врачу. С другой стороны, он привычно чувствовал себя в дорогом костюме, а два кольца на руках были хоть и просты, но свидетельствовали о хорошем вкусе. Одно из них было обычное обручальное, другое - матовое, на мизинце. Речь была культурной, но в произношении было что-то уличное. Странно...
Джеймс Николс был мужчиной некрупного сложения, ростом не более пяти футов восьми дюймов, но и не приземистым. Однако он источал ощущение физической силы. Даже быстрый взгляд Майка на его руки подтвердил его догадку. Малозаметные шрамы на его руках с профессией врача имели мало общего.