Вопреки расхожему мнению об изяществе аристократических манер, Лабрен ел, как пролетарий, с шести утра вкалывавший на каменоломне - разрывая мясо руками и глотая, не прожевав, огромные куски. Пьер смотрел на него, откинувшись на спинку стула, и думал, что даже в таком неприглядном облике этот мальчишка ему дороже всех на свете.
Отрицать последний факт Пьер уже даже не пытался.
- Насчёт вчерашнего...
Анри не отреагировал, продолжая активно уничтожать продовольственные запасы комиссариата. Пьер вздохнул и попытался ещё раз.
- Вопрос с твоим освобождением немного задерживается. Ещё день, максимум - два. Не думай, что я отказался от своих слов.
- Я из тебя их клещами не тащил, - вдруг со злостью бросил Анри.
- Знаю. Я сам так сказал. А своё слово я привык держать.
- Да пошёл ты, - сказал Анри и отправил в рот новую порцию телятины.
Последовавшее молчание было очень неуютным. Пьер прочистил горло, чувствуя себя полным идиотом. Потом раздражённо бросил:
- Какого чёрта, только не говори, что тебе этого не хотелось бы!
- Хотелось бы, - отрывисто сказал тот. - Только спал я с тобой не из-за этого.
- Ох, да ладно! - неожиданно для самого себя расзозлился Пьер. - А кто накануне лапал охранников?!
- То охранники, а то ты.
- И в чём разница, гражданин?
- Сам подумай, дураков поди в фараонах не держат.
Обстановка определённо накалялась. Надо было отыметь его там, в кабинете, с тоской подумал Пьер. На столе, как и хотел, прямо поверх бумаг, среди которых затерялся недействительный приказ об освобождении. И всё.
- Выпивка хоть у тебя есть?
Пьер скользнул взглядом по столу. Про вино Филипп, как его и просили, не забыл. Пьер потянулся к бутылке. Та оказалась неожиданно тяжёлой.
- Обещанное "мерло".
- Дрянь, - констатировал Анри. - Ну да глупо ждать гурманства от плебея. Давай сюда, сойдёт.
Пьер протянул ему бутылку, неожиданно чувствуя себя пристыженным. Он пил в основном дешёвую водку, и, разумеется, мало что смыслил в винах. Филипп, видимо, тоже.
Анри откупорил бутылку - пробка выскочила неожиданно громко, будто открывали шампанское. Густая чёрная струя ударила в стенки гранёного стакана. Анри поставил бутылку рядом с собой, не предложив Пьеру присоединиться, отпил.
- Мои нижайшие извинения, гражданин комиссар. Из всего богатого ассортимента сортов одного из самых паршивых вин вы умудрились выбрать единственный удачный год. Это тонкий вкус знатока или счастливое совпадение?
Не издевайся надо мной, с неожиданной беспомощностью подумал Пьер. В этой схватке я точно проиграю, ты же сам знаешь, ну не надо, пожалуйста.
- Вино покупал мой секретарь, - коротко ответил он.
- А-а. В таком случае передай ему мою искреннюю благодарность, - Анри небрежно приподнял стакан и залпом допил остаток.
Пьер потупил взгляд. Вдруг увидел, что диванная подушка валяется на полу, и, встав, поднял её, обрадовавшись возможности сделать что-то помимо того, чтобы сидеть истуканом. Недавний голод был позабыт, кусок не лез ему в горло. Пьер положил подушку на диван и поправил её, чтобы она не упала снова. Жизнерадостный голос Анри за спиной заставил его вздрогнуть.
- Что, уже трахаться?
- Перестань! - не выдержав, круто обернулся Пьер.
- Сам перестань! Ты будто не для этого меня сюда привёл! Там, в каталажке, причиндалы свои забоялся отморозить?
Пьер промолчал. Анри мрачно плеснул в стакан вина.
- Не пей много, - тихо попросил Пьер.
- Встанет у меня, не бойся, - не глядя на него, безжалостно ответил Анри и осушил стакан.
Это было так... неправильно. И в то же время иначе быть не могло. Пьер это прекрасно понимал. Комиссар и арестант, аристократ и плебей - они могли быть вместе только так.
Странно звучало - "быть вместе". Всё закончится завтра или послезавтра, подумал Пьер, тебя отпустят, и я никогда больше тебя не увижу. Вряд ли ты захочешь приходить в мою каморку, чтобы согревать мою постель грядущими зимними ночами. Скоро зима, и я буду думать о тебе, когда всё происходящее вокруг в очередной раз покажется почти невыносимым. Буду вспоминать этот холодный блеск в твоих глазах и твой неявный отказ лицемерить и притворяться, пытаясь выторговать себе свободу. Твоё решение быть честным в желаниях и мотивах, даже если для нас обоих было бы лучше, если бы ты солгал.
- Поел? - безразлично спросил Пьер.
Анри отодвинул от себя пустое блюдо, встал, шагнул к нему.
Это была очень длинная ночь. Очень длинная и очень холодная. Окно в подсобке прикрывалось неплотно, но Пьер почему-то не чувствовал сквозняка раньше, в другие ночи, которые тут проводил. А сейчас ощущал - леденящие прикосновения морозного воздуха к обнаженной коже, жестокие укусы ветра. Это ложь, что чьё-то тело способно согреть твою постель холодной ночью. Что-то другое, наверное, способно, но тело - нет. Даже когда оно может подарить такое наслаждение - наслаждение, от которого будут лопаться вены и крик застрянет в горле, наслаждение, заставляющее забыть не только о долге и рассудке, но и о том, что в глубине души ощущается правильным. Всё это ничто перед хорошим сексом. Пьер это понимал, Анри это понимал. И это понимание было единственным, что дарило им зыбкое, обманчивое "вместе".
Пьер не помнил, как Анри оказался сверху. Лабрен был превосходным любовником: покорным и отзывчивым, когда находился снизу, внимательным и решительным, когда исполнял активную роль. Пьер обычно предпочитал быть активом, но на этот раз не стал возражать. Какая разница? Оргазм всё равно оставался оргазмом, кончал он в тело Лабрена или на собственный живот. Это было хорошо. Это было приятно. Это не могло продолжаться долго. И от осознания последнего становилось так невыносимо грустно.
Посреди ночи он нашёл в себе силы одеться и выйти в коридор, где растолкал преступно задремавшего пристава и сказал, что сам отведёт арестанта в камеру. Было два часа ночи, и пристав, пристыженный тем, что его поймали на халатности, не стал возражать.
Потом Пьер вернулся, и они продолжили.
Он сам не заметил, как задремал, а утром, когда его разбудил солнечный свет, щекочущий веки, вскинулся и запаниковал. Анри лежал рядом, подперев голову рукой, и смотрел на него со слабой, совершенно беззлобной насмешкой.
- Который час?!
- Ещё пяти нет. Успокойся.
- Мне надо быть в девять в Шантильи.
- Успеешь. Полежи со мной немного.
Просьба, а ещё больше - тон, которым она была произнесена, повергли Пьера в такое изумление, что он послушался. У него болело всё тело, но он чувствовал, что ночь прошла хорошо, и Анри тоже доволен. Хотя в его голосе звучало что-то большее, чем простое удовлетворение.
- Ты разговариваешь во сне, - сказал Анри и вдруг ухмыльнулся. - Знаешь?
- Правда? - чувствуя неладное, переспросил Пьер. - Что я говорил?
- Да так... - обронил Анри и ухмыльнулся шире.
- Что?
- Ерунду всякую.
- Что именно?
- Я не разобрал.
- Врёшь! - воскликнул Пьер и рывком опрокинул его на спину. Анри довольно хохотнул и посмотрел на него странно блестящими глазами.
- Скажу только одно, - со значением проговорил он. - Это стоило слышать.
И снова захохотал, когда Пьер резко перевернул его, теперь уже на живот, и жестоко отомстил за поруганную честь революционного комиссара, которого этой ночью имел в задницу какой-то вшивый аристократишка. Анри от его мести, похоже, остался в полном восторге.
Потом они снова лежали рядом, отдыхая; Пьер чувствовал под рукой тёплое плечо своего любовника и смотрел на стол, на остатки давно остывшего ужина.
- Анн-Мари хорошо готовит? - вдруг спросил Пьер.
Сам не зная, зачем - да, он собирался поговорить об Анн-Мари, но начать явно следовало не так. Лабрен бросил на него мечтательный взгляд.
- Понятия не имею, - признался он. - Очень сомневаюсь. У нас всегда была кухарка.