Оркестр играет набившую оскомину «Марсельезу».
Паровоз останавливается, двери вагонов открываются, выпуская проводников.
Встречающая делегация идет к одному из вагонов.
По лесенке спускается невысокий человек с черными колючими глазами и пышной шевелюрой – Лев Троцкий. За ним по ступеням сходит женщина в шляпке по американской моде, с приятным, мягких очертаний, лицом, и двое мальчиков – чернявых, испуганных.
К Троцкому шагает мужчина в пенсне, лобастый, с крупными чертами – это Урицкий.
Они обнимаются.
– Здравствуй, Лев Давидович, – говорит мужчина в пенсне. – Здравствуй, дорогой! Заждались мы тебя!
– Здравствуй, Моисей Соломонович!
Мужчина в пенсне поворачивается к встречающим.
– Дорогие товарищи! Для тех, кто не знаком с легендой первой русской революции, представляю – Лев Давидович Троцкий!
Играет оркестр. Люди один за одним подходят пожать руку приезжему.
Несколько встречающих подхватывают чемоданы, помогают пройти женщине с детьми. Все садятся в машины. Автомобилей много, дорога перед маленьким вокзалом буквально заставлена ими.
Троцкий с Урицким садятся в один автомобиль, семья Льва Давидовича в другой.
Кавалькада трогается в сторону Петрограда.
Троцкий немного растерян, хотя чувствуется, что рад окончанию своего путешествия. Он то и дело глядит в окно. Несмотря на то, что уже начало мая, в некоторых местах, там где дорога насыпана по болотистым низменностям, пейзаж достаточно безрадостен.
– Ты не представляешь, как я рад, что ты приехал, – говорит Урицкий.
– Ты не представляешь, как я рад, что приехал, – отвечает Троцкий. – Честно говоря, когда нас сняли с парохода в Галифаксе, я подумал, что ближайшие лет пять мне Россию не увидеть. Я и забыл, какая она…
– Вспомнишь, – улыбается Урицкий. – Это быстро. Квартиру тебе сняли. Нашли охрану – Владимир Ильич распорядился. Там у нас один молодой человек едва не плакал: «Хочу работать у товарища Троцкого!»
– Грамотный?
– Бывший студент по фамилии Поклонский.
– Хорошо… Скажи мне, Моисей, только честно… Кто добился моего освобождения?
Урицкий пожимает плечами.
– Ты хочешь спросить, имел ли к этому отношение Гельфанд?
– Да. И это для меня важно.
– Парвус этим вопросом не занимался. – говорит Урицкий, закуривая папиросу.
Троцкий с явным облегчением откидывается на сиденье.
– Тогда кто? – спрашивает он. – Почему Милюков, который во все стороны рассылает письма с просьбами не подпускать революционеров к границам России, лично подписывает прошение о моем освобождении?
– Ты преувеличиваешь влияние Гельфанда. Он нынче не в чести.
– Он всегда не в чести, – говорит Троцкий. – Но всегда при деле. Приезд сюда Ульянова с Зиновьевым кто устроил?
– Гримм, – быстро отвечает Урицкий. – И Платтен.
– Ведь врешь, как сивый мерин… Ладно, Моисей, давай не портить встречу. Не можешь сказать правду – не говори. Но лгать не надо.
В голосе Троцкого звучит обида.
– Зря обижаешься, – качает головой Урицкий. – Что смогу, я тебе сам расскажу. Остальное сам узнаешь.
– Что? Все сложно? – спрашивает Троцкий.
– Ты даже не представляешь как, Лева… Интриги при мадридском дворе – ничто в сравнении с тем, что сейчас творится. Ты прости, но с дороги отдохнешь потом – тебя ждут в Петросовете.
– С корабля – на бал, – шутит Лев Давидович. – Для многих я буду неприятным сюрпризом.
– И не сомневайся. Но есть и те, кто тебе очень рады. России нужны новые вожди. Те, кто сейчас правят – люди временные.
– Ты серьезно так думаешь?
– Я это знаю, – улыбается Урицкий одобряюще. – Время для политесов давно прошло, а они этого так и не поняли. Наступает время людей действия. И я, Лева, очень рад, что ты приехал…
31 марта 1956 года. Монако. Ресторан
Терещенко и Никифоров сидят за столом на веранде. Солнечно. Ветерок треплет белую скатерть на столе. У воды дети играют с собакой. Идиллия.
На столе стоят закуски, еще одна бутылка с шампанским, вазочка с черной икрой во льду. Между тарелками стоит портативный магнитофон, вращаются бобины с пленкой.
– И кто же в действительности помог Бронштейну приехать в Россию? – спрашивает Никифоров.
Перед ним бокал с вином, но он едва прикасается губами к краю.
– Будете удивлены, – говорит Терещенко. – Троцкого отпустили по требованию Временного правительства.
– Вы? Сами? – переспрашивает Никифоров и искренне смеется.
– Все, что мы сделали тогда, – говорит Терещенко серьезно, – мы сделали сами. Мы впустили в Россию Ленина с его бандой, мы помогли приехать домой Троцкому, мы открыли дорогу Мартову… Мы пытались искать компромиссы с теми, с кем нельзя допускать компромиссов по определению.