Когда разъезд, идущий в голове колонны, выезжает к мосту, со стороны Литейного по конно-артиллеристам ударяет пулемет. То ли позиция у него выбрана неудачно, то ли стрелок неопытный, но свинец хлещет по мостовой впереди разъезда, а когда пулеметчик корректирует огонь, то пули уходят выше, разбивая окна и угол дома на Шпалерной.
Полковник даже не пригибается – отдает команду своим всадникам, и они мгновенно скрываются из виду, организованно отступив, а наглец полковник не спеша следует за ними, манкируя свистящим свинцовым шквалом, и даже машет ручкой, прощаясь.
За углом полковника ждут два спешившихся офицера.
– Господин полковник?
– Снимайтесь с передков, – приказывает полковник. – У нас прямой приказ от генерала Половцева – очистить город. Предупредительных не давать.
Пушки споро снимают с передков и разворачивают в сторону противника. Расчеты прячутся за щитами.
– Сейчас посмотрю, где они, – сообщает полковник.
Он пускает лошадь шагом, выезжая из укрытия и тут же возвращается назад под градом пуль, который, впрочем, его не задевает.
– Они на мосту, – говорит он капитану-артиллеристу. – «Максим» стволом в решетку выставили, соображения совсем нет… Берите на без двадцати шесть, Юрий Миронович. Не ошибетесь…
– Расчет! – командует капитан.
Пушку выкатывают на открытое пространство. Рычит пулемет, несколько пуль попадают в щит и с визгом уходят в небо, и тут пушка рявкает, окутываясь дымом, а снаряд попадает в решетку ограждения моста.
От взрыва тела скрывавшихся за парапетом летят в разные стороны, словно брошенные ребенком куклы. Пулеметчика и подающего разрывает в куски, искореженный хобот «максима» задирается в небо.
– Отлично стреляете, капитан, – полковник Ребиндер пускает лошадь боком, как на выездке. – Второе орудие, к бою…
Вторая пушка оказывается на позиции за несколько секунд. Клацает замок, закрывая ствол орудия. Сквозь прицел видна толпа, собравшаяся у Таврического.
– Первый – второй – расчет! – командует Ребиндер. – Беглым – пли!
Бах! Бах!
Орудия стреляют почти одновременно.
Снаряды лопаются над толпой и та, оставляя лежащих раненых и убитых, бросается наутек. Некоторые стреляют из ружей в сторону пушек, но это неприцельный огонь.
Казачья сотня покидает переулок, переходя на рысь.
Машина с Троцким и Черновым останавливается в переулке. Тут безлюдно, издалека доносится щелканье винтовочных выстрелов.
– Дальше вы сами, Виктор Михайлович, – говорит Троцкий. – Простите, но у меня есть неотложные дела.
Чернов молча выходит из машины.
– Не высовывайтесь, – советует Лев Давидович. – Вы не слишком везучи…
– Лев Давидович, – Чернов кладет руку на край дверцы и идет рядом, пока авто набирает скорость. – Вы понимаете, что вы делаете? Зачем? Вы – интеллигентный человек! Что у вас общего с этим быдлом?
– Вы так ничего и не поняли, – отвечает Троцкий, не поворачивая головы. – Другого пути просто нет…
Машина уезжает, а Чернов остается стоять на проезжей части.
17 июля 1917 года. Петроград. День
По Лиговке едет грузовик в полным кузовом красногвардейцев. Колышется над штыками красное полотнище с белыми буквами «Первая пуля – Керенскому».
Прохожие жмутся к стенам. То тут, то там проходят группы вооруженных людей.
Слышен шум толпы.
Толпа действительно катится к Таврическому дворцу. Это настоящее людское море из солдат, гражданских и матросов. Многие вооружены. Над толпой лозунги:
«Долой министров-капиталистов», «Долой Керенского!», «Вся власть Советам!», «Долой Временное правительство!».
Толпа, словно приливная волна, заполняет все пространство перед Таврическим дворцом.
Слышны крики: «Пусть выйдут!», «Трусы!», «Народ требует!».
17 июля 1917 года. Петроград. Особняк Кшесинской.
4 часа пополудни
Через огромную толпу, собравшуюся у особняка Кшесинской, где расположен большевистский штаб, пробивается Ленин со спутниками.
Его встречают Зиновьев и Троцкий.
– Что так долго, Владимир Ильич? – спрашивает Зиновьев.
Ленин в бешенстве.
– Мы полчаса искали извозчика на Финляндском! Трудно было организовать встречу? Что за дерьмом вы тут занимаетесь? Что за идиотизм!? Почему выступление начали без моего разрешения!
– Мы с ночи добираемся, – вступает со свей арией обиженный Бонч-Бруевич. – Почему не выслали авто?
– Володя, – говорит Троцкий спокойно, обращаясь к Ульянову. – Какое авто? У нас тут революция, если ты еще не заметил. Никто не знал, когда ты приедешь и приедешь ли вообще. Давай об этом позже, хорошо? Люди ждут твоего выступления… Можно тебя на минутку?