19 июля 1917 года. Неподалеку от Полоцка. День
По железнодорожному полотну едет мощный паровоз. Впереди он толкает платформу, обложенную мешками с песком. За мешками – солдаты с трехлинейками и пулеметный расчет. За паровозом прицеплен салон-вагон.
Короткий поезд едет быстро, из трубы валит белый дым.
Салон-вагон.
Внутри часть салон-вагона обставлена как рабочий кабинет: письменный стол, рабочее кресло, несколько кресел для посетителей.
В одном из «гостевых» кресел сидит Александр Федорович Керенский. Он просматривает бумаги и одновременно попивает чай. На окнах – занавески, если бы не легкое покачивание и перестук колес, то догадаться, что он в поезде, было бы невозможно.
Керенский одет во френч и галифе – строго и со вкусом, без всяких излишеств. Стрижка под ежик и плотно сжатый узкий рот добавляют аскетичности образу – этакий вояка, отец солдатам. Но руки, держащие бумаги, нежные и ухоженные, с аккуратным маникюром, говорят о хозяине и его характере больше, чем полувоенная форма.
Платформа перед паровозом.
Солдаты заняты кто чем, за исключением нескольких дозорных, что лежат на бруствере из мешков с песком да лениво оглядывают окружающий пейзаж. Мирно и тихо вокруг. Лес сменяется полями, поезд перескакивает через короткие мостики, брошенные над заболоченными речушками.
Один из солдат, пожилой, с седой щетиной на круглом лице, смотрит вперед и видит далеко впереди (а в этом месте полотно просматривается на несколько километров) белый дымок. Он щурится на утреннем солнце и, докуривая самокрутку, приглядывается. Потом толкает соседа.
– Семеныч, а ну-ка, чё там, глянь…
Семеныч с виду помоложе лет на десять, сдвигает фуражку на затылок и прикрывает глаза ладонью.
– Поезд, кажись… – говорит он. – Вроде дым паровозный… Встречный, Иван Николаич, это… Просто далеко ище…
По железнодорожному полотну несется на полных парах паровоз. Валит из трубы дым, бешено крутятся колеса. Давление в котле на пределе – стрелка манометра бьется об ограничитель.
А в кабине никого нет!
Если посмотреть над трубой этого паровоза, то можно рассмотреть дым идущего ему навстречу поезда с Керенским.
19 июля 1917 года. Поезд Керенского
Солдат на платформе что-то говорит офицеру и показывает рукой на паровозный дым, ставший гораздо больше. Офицер всматривается и, подбежав к локомотиву, пытается привлечь внимание машиниста.
Но тот не слышит его.
Кочегар в кабине локомотива продолжает бросать уголь в топку.
Тогда офицер несколько раз стреляет в воздух из револьвера
На этот раз машинист реагирует и высовывается в боковое окно.
Офицер показывает ему на…
Теперь уже видно и встречный паровоз – он уже близко.
Машинист поезда Керенского кидается к рычагам и крутит колесо экстренного торможения.
Внутри салон-вагона все летит на пол. Керенского выбрасывает из кресла, и он катится по полу к письменному столу.
Из-под колес тормозящего локомотива летят искры, длинное цилиндрическое тело окутывает бьющий из клапанов пар. Но встречный паровоз не снижает скорости и приближается с катастрофической быстротой.
Машинист поезда Керенского включает реверс, колеса начинают вращаться в противоположную сторону. Переднюю платформу бросает из стороны в сторону. Солдаты падают, катятся по платформе. Рушится ограждение из мешков, рассыпается пулеметное гнездо. Скрежет металла о металл, крики, мат – все накрывает гудок локомотива, похожий на предсмертный вопль. Поезд останавливается и тут же начинает движение в обратную сторону, но слишком медленно…
Встречный паровоз уже в нескольких десятках метров. С платформы прыгают солдаты, офицер…
Удар сокрушителен, но его принимает платформа, стоящая впереди локомотива. Ее сминает, срывает со сцепки, но и встречный паровоз теряет контакт с рельсами – валится на бок, поднимая облако земли, щебня, задирая рельсы со шпалами с ошеломительной легкостью, словно лист бумаги ураганным ветром. И летит, летит, переворачиваясь…
Платформа исчезает под паровозной тушей, от удара лопается котел, и локомотив взрывается, разбрасывая вокруг себя огонь и куски жеваного металла. Осколки бьют по поезду Керенского, летят выбитые стекла в салон-вагоне, со свистом вырываются струи пара. Поезд по инерции проезжает еще метров пятьдесят и останавливается.
Керенский, держась за ушибленное плечо, встает с пола. Он цел, хотя и потрепан, но глаза у него слегка безумные, как у человека, пережившего сильный стресс.
Он выходит из вагона и спрыгивает на насыпь.