На ступеньках Марг становится не по себе, Терещенко подхватывает ее под локоть и помогает войти во внутрь.
Юнкер, забыв об обязанностях, глядит им вслед.
– Смоляков! – окликает его напарник. – Андрюша! Да ты что?
– Я – ничего!
– Да ты раскраснелся, как девица…
Смоляков смущенно отворачивается.
– Эта дамочка не про тебя, юнкер, – говорит один из солдат в возрасте, сидящих возле небольшого костерка чуть в стороне. – Не трать время… если выживешь – найдешь себе краше.
– Это жена министра иностранных дел, – поясняет начальник караула, вздыхая. – Француженка. Угораздило же ее… Жила бы в своем Париже, горя не знала бы!
14 октября 1917 года. Зимний дворец. Заседание Временного правительства
Председательствует Керенский. От былой уверенности в себе не осталось и следа. Он подавлен, и это чувствуется, хотя держит себя в руках.
– Итак, даже в газете «Копейка» уже говорят о неизбежности большевистского восстания… Серьезный источник, господа? Не так ли?
Керенский поднимает и показывает всем газету, отпечатанную на плохой серой бумаге.
– Несерьезный, конечно, – отзывается Кишкин. – Но дело в том, Александр Федорович, что он не единственный…
– И все единодушны? Так? Выступление большевиков будет приурочено к съезду Советов… Надеюсь, вы не забыли, господа, что Советы – это часть нашей власти, а не враги? Советы – это новая форма демократии, за которую мы все ратовали! И если вы считаете, что большевики имеют полную поддержку в Советах, то вы ошибаетесь! Это не так!
– Александр Федорович, – говорит грузноватый мужчина лет сорока, в пенсне, – вынужден вас огорчить. Поддержка большевиков сейчас значительна. Ее нельзя сравнивать с тем, что было в июле или в августе. Нужны решительные действия на упреждение. Если информация, которая поступает к нам из самых разных источников, окажется правдой, то мы уже опоздали…
– Я понимаю, – отвечает Керенский тусклым голосом, – что вы, Алексей Максимович, как министр внутренних дел, достаточно осведомлены в касающихся вас вопросах. Но пускай о политических течениях будут говорить те, кто эти политические течения формируют. Я отвечу вам теми же словами, что ответил своим однопартийцам вчера, на заседании временного совета: Временное правительство в курсе всех предположений и полагает, что никаких оснований для паники не должно быть. Всякая попытка противопоставить воле большинства и Временного правительства насилие встретит достаточное противодействие. Скажите мне, господин Никитин, где в настоящий момент находится Ульянов?
– По моей информации, он вернулся в Петроград.
– Как давно?
– Пять дней назад.
– Почему он не арестован?
– Потому что мы не можем его найти, – отвечает Никитин. – Он не ночует дважды в одном месте, меняет грим, очень много перемещается. Александр Федорович, люди, находящиеся в моем распоряжении, сбились с ног, но у меня есть другие задачи – разоружение рабоче-крестьянских дружин. Я не могу отставить все для того, чтобы задержать Ульянова.
– Наша общая задача – не допустить провокаций со стороны большевиков. И если для этого надо ввести сюда войска… Значит, мы их введем!
– Александр Федорович, – говорит Коновалов. – К вопросу о войсках. В приемной ждет Яков Герасимович Багратуни. Он подготовил доклад о ситуации на сегодня. Я настойчиво советую вам его выслушать.
Генерал Багратуни высок ростом, грузен и стрижен налысо. На затылке складки, мундир безупречен, на боку – шашка. Говорит четко, чеканя фразы.
– Товарищи члены Временного правительства! Сегодня я вынужден заявить, что на сегодняшний день мы не имеем достаточно войск, чтобы обеспечить безопасность основных объектов города. А те войска, что имеются в нашем распоряжении, ненадежны, разагитированы большевиками, развращены их пропагандой. Любая из частей, даже прибывшая с театра боевых действий, может оказаться недееспособной. Полагаю, что мы и представить себе не могли, как глубоко проникла большевистская зараза в армейские ряды. Я прошу разрешения обратиться к командующему Северным флотом и направить в Петроград…
Терещенко сидит за столом заседаний и крутит в руках золотое перо. Лицо у него мрачное. На щеках играют желваки.
Перед ним лист бумаги, на котором он нарисовал какие-то профили, завитушки, силуэт балерины, выполняющей фуэте.
И четыре строки – строфа из стихотворения:
Вечер 16 октября 1917 года. Лесново-Удельнинская управа, Петроград
На улице дождь со снегом. Ветер болтает фонарь над входом. В луче света белые косые струи.