– Саша! Как хорошо, что ты приехал! Тут черт знает что происходит!
– Здравствуй, Петя… – Керенский выходит из машины и Рутенберг без всякого стеснения обнимает его по-медвежьи. – Погоди, друг мой… Я на минутку.
– Я так понимаю, что началось?
– Началось, началось, Петя… Мы сегодня это все и закончим. Видит Бог, я этого не хотел. Раздавлю к чертовой матери, кровью они у меня умоются…
– Так давно пора! – весело отвечает Рутенберг, шевеля усами. – Ты, Саша, все о демократии печешься, а меня с детства учили, что добро должно быть с кулаками…
– Демократия тоже умеет защищаться, – Керенский трет виски ладонями. – Как же трещит голова… Я вторые сутки без сна. Петя, пожалуйста, эвакуируй из Зимнего всех женщин. Немедленно.
– Ты полагаешь, будут штурмовать?
– Я не знаю, но на всякий случай – убери отсюда женщин.
– Как я тебе их всех уберу? У меня тут пулеметчицы все женского полу – полурота осталась. Остальных обратно в расположение отправили. Их-то куда деть?
– С пулеметчицами решай сам.
– Хорошо.
– Баррикаду ты распорядился строить?
Рутенберг фыркает.
– Я еще с ума не сошел! Кого это остановит? Да и дров не хватит – площадь перегородить. Вояки балуются. Если держать оборону, то надо укреплять подъезды… Но если задействуют флот… Тут защищать будет нечего, первый же залп не оставит камня на камне…
– Ну, Петя, надеюсь, до этого дело не дойдет… Все. Я в штаб. Увидимся позже, я приеду на заседание правительства…
– Они уже заседают. Похоже, и не прекращали.
– Жди. Я буду.
Керенский садится в автомобиль и уезжает.
Рутенберг входит в Зимний.
24 октября 1917 года. Петроград. Зимний дворец
Рутенберг поднимается по лестнице, идет по коридору.
Навстречу ему попадается Терещенко.
– Петр Моисеевич! Я только что видел из окна авто Керенского. Где он?
– Уехал, Михаил Иванович. Он будет в штабе округа, вернется только к ночи.
– Как жаль, что я не успел…
– Михаил Иванович, кстати… Ваша супруга все еще здесь?
– Да… Мы перебрались из дома и заняли одну из спален фрейлин…
– Александр Федорович настойчиво просил эвакуировать из дворца всех женщин. Я сейчас этим и займусь. Отправьте супругу домой. Хотите, я дам автомобиль и охрану?
– Давайте, Петр Моисеевич… Я поднимусь за ней. Надеюсь, она не будет упрямиться. Беременные женщины так капризны…
24 октября 1917 года. Петроград. Поздний вечер
Автомобиль с охраной дымит выхлопом возле подъезда Зимнего дворца. Холодно, сыро, тоскливо.
Терещенко провожает Маргарит в автомобиль.
Рядом двое юнкеров с винтовками – охрана от Рутенберга. Один из них – Смоляков. Если бы Терещенко видел, какими глазами смотрит юноша на его супругу, то сильно бы удивился.
Терещенко помогает жене сесть в салон машины, а сам склоняется над ней так, чтобы закрыть ее от порывов ветра. На его плечи наброшено щегольское пальто с пышным меховым воротником. Маргарит в собольей шубе.
– Езжай прямо к матери…
– Она меня не примет.
– Примет, примет, не беспокойся. Она только на словах грозная. На самом деле – добрая и отзывчивая.
Маргарит поднимает на мужа взгляд.
– Мишель, давай хоть сейчас не будем…
– Хорошо. Я прошу тебя, поезжай к матери. Без вопросов, без рассуждений. Поезжай. Сейчас семья должна держаться вместе…
– Я для нее не семья.
– То, что было раньше, не имеет значения. С ней сейчас Мими. Мы – семья. Поезжай, Марг. Не спорь.
Терещенко целует жену.
– Береги себя, Мишель, – просит Маргарит.
– Все будет хорошо, – говорит Терещенко спокойным тоном. – Не волнуйся. Мы со всем справимся…
Он закрывает дверцу машины. Юнкера занимают места на подножках.
– Тут недалеко, ребята… – говорит Мишель. – Буквально пять минут…
Автомобиль трогается с места.
Терещенко глядит на исчезающие в пелене огни и заходит в подъезд, ежась от сырости и холода.
– Не волнуйтесь, Михаил Иванович, – говорит ему подошедший Рутенберг. – Это мой шофер – мужик надежнейший, доставит в лучшем виде… Главное, чтобы ваша супруга оказалась подальше отсюда, в безопасном месте…
– Если Зимний дворец стал небезопасным местом, – отвечает Терещенко мрачно, – то где в этом городе теперь место безопасное?
24 октября 1917 года. Петроград. Улица. Вечер
По дороге едет машина с Маргарит Терещенко. Свет фар вязнет в струях дождя со снегом. Внезапно свет вырывает из темноты баррикаду и людей с оружием.
– Стоять! – кричит человек в матросском бушлате.