– Идите, – говорит Терещенко. – Я сам.
– Завтрак через сколько накрывать?
– Через двадцать минут.
– Яйца-пашот, как всегда?
– Да-да, любезнейший. И гренки.
– Через двадцать минут, – кивает лакей и выходит прочь.
25 октября 1917 года. Зимний дворец. Кабинет Керенского
Лакей в ливрее накрывает стол на завтрак.
Он в белых перчатках, скатерть белоснежная, посуда с царскими орлами – тончайший саксонский фарфор. Масленка со льдом, тонко нарезанный белый хлеб, ломтики ветчины.
От дверей кабинета на всю эту роскошь одним глазом косит молодой юнкер, стоящий на часах. Он голоден и украдкой сглатывает наполняющую рот слюну.
Керенский завтракает, просматривая бумаги.
25 октября 1917 года. Спальня Терещенко
Михаил прощается с женой. За их спинами так же изысканно накрытый для завтрака стол.
– Я постараюсь зайти днем, – говорит Терещенко, целуя Маргарит. – Если будет время, пообедаем вместе. Если нет, распорядись, чтобы тебе накрыли здесь. И будь готова – если мы разорвем окружение, я обязательно организую твой отъезд.
– Хорошо, Мишель…
– Позвони матери, узнай, как Мими…
– Обязательно позвоню.
– Не скучай…
25 октября 1917 года. Штаб округа
В штабе Керенский, Коновалов, Терещенко, Кишкин, Багратуни, Полковников.
Вокруг неразбериха, но людей стало ощутимо меньше.
– Вы отпустили людей отдохнуть? – спрашивает Керенский у Багратуни на ходу.
– Увы, Александр Федорович, оставшиеся не отдыхали… Остальные просто сбежали…
– Ну-ну… Договаривайте. С тонущего корабля?
Багратуни мрачнеет лицом.
– Ночью, Александр Федорович, четыре броневика ушли с Дворцовой. Пятый остался.
– Экипаж верен нам?
– Он без экипажа, – говорит Багратуни, багровея. – Оставлен по причине поломки.
– Не переживайте так, генерал, – вымученно улыбается Керенский. – Они полагают, что мы обречены, не способны переломить ситуацию. Они нас недооценивают. Когда все пройдет, мы будем судить дезертиров…
25 октября 1917 года. Штабная зала
– Какие вести из штаба Северного фронта? – спрашивает Керенский. – Есть вести о выдвижении войск?
– Никак нет, товарищ Керенский, – говорит Полковников. – Нет вестей с ночи. Никаких. А утром, вы же знаете, мы остались без связи…
– Курьеры?
– Не было курьеров, Александр Федорович!
– Вполне возможно, Александр Федорович, что большевики разагитировали и эти части, – добавляет Багратуни. – Проверить этого мы никак не можем… Если судить по вчерашним рапортам, то сейчас войска должны быть где-то в районе Луги…
– Вчера отряды, подчиненные Петросовету и ВРК, разбирали пути на подъезде к городу, – сообщает Кишкин. – Излюбленная тактика большевиков – они уже не раз действовали таким образом. Это тоже может быть причиной, Александр Федорович. Эшелоны просто не могут пробиться к Петрограду.
– Луга, – говорит Керенский задумчиво. – Луга и Гатчина. Скажите, товарищ Багратуни, сможем ли мы проехать в том направлении?
– Сложно сказать, Александр Федорович. Вот последняя сводка по расположению сил ВРК…
Он кладет на стол перед Керенским карту центра города.
– Сказать, что мы блокированы абсолютно, я не могу. Город живет обычной жизнью. На Невском толпы народа, работают все учреждения, даже проститутки вышли на свои обычные места. Трамвайное движение регулярное, магазины открыты. В десяти кварталах отсюда можно не понять, что в городе происходит переворот. Но если судить практически… Практически, товарищ Керенский, мы в окружении противника. Вся активность рабочих дружин и отрядов ВРК сосредоточена вокруг Зимнего дворца. Проезды со стороны улицы Миллионной и Адмиралтейства перекрыты. Публика, наверное, может проходить при желании, но автомобили и военных не пропускают. Все мосты находятся под контролем Петросовета. Мы отрезаны от военных частей, которые все еще могут быть верны нам, и можем рассчитывать только на гарнизон, находящийся сейчас в Зимнем. Большевики тоже не собрали тех сил, на которые рассчитывали. По моим соображениям, у них под ружьем сейчас не более десяти тысяч человек.
– Проблема не в том, сколько человек у Петросовета, – вступает в разговор Коновалов. – А в том, сколько штыков мы можем им противопоставить…
– Наша задача, – Керенский берет со стола карандаш и тот начинает привычную пляску в его руках, – продержаться до подхода частей с Северного фронта. Дальше с господами большевиками никто церемониться не будет. По-видимому, они успели забыть летние уроки, придется напомнить…
– Остается понять, когда подойдут части, – говорит Кишкин. – И подойдут ли вообще?