Стол сервирован с той же тщательностью, что и завтрак Керенского утром. Белоснежные скатерти, салфетки, серебряные приборы, дорогой фарфор с царскими вензелями, хрустальные бокалы и графины, несколько бутылок вина. Меню в этот раз простое, революционно скромное: суп-консоме, рыба да артишоки.
Настроение за трапезой невеселое, но беседы все же идут. Голоса приглушены, но спокойствия в атмосфере нет и близко – напряжение в каждом жесте. Только официанты в царских ливреях неспешны и невозмутимы.
В столовую стремительно входит Терещенко.
– Товарищи! В штаб округа только что поступил ультиматум! Военно-революционный комитет требует от нас немедленной капитуляции! В противном случае крейсер «Аврора» откроет огонь по Зимнему дворцу! Прошу всех немедленно спуститься на второй этаж, в кабинет товарища Коновалова.
25 октября 1917 года. Зимний дворец. Кабинет Коновалова
Разговор в кабинете идет на повышенных тонах. Все время входят и выходят люди в мундирах, то один, то другой министр бежит в соседнюю комнату к единственной действующей телефонной линии.
Присутствует приглашенный для консультаций адмирал Вердеревский.
– Дмитрий Николаевич, – спрашивает у него Малянтович, – что грозит Зимнему, если «Аврора» откроет огонь?
– Он станет грудой развалин, товарищи, – говорит адмирал как всегда спокойно.
– Угроза реальна? – обращается к адмиралу Терещенко.
– Несомненно, Михаил Иванович, целиком и полностью. У крейсера башни выше мостов. Огонь ее шестидюймовых орудий может уничтожить Зимний, не повредив ни одного здания, кроме дворца. Скажу как флотский – очень удачно здание расположено. Прицел хороший, не промажешь.
– Успокоили… – говорит Терещенко.
– Ну уж как есть, – отзывается Вердеревский. – С флотом шутки плохи, товарищи министры. Я бы рекомендовал на всякий случай сменить дислокацию. Перенесите совещание в комнату с окнами на внутренний двор. Будут шансы уцелеть при первом залпе из главного калибра.
– Вы оптимист, адмирал, – качает головой Малянтович. – Товарищи, предлагаю перейти в кабинет генерала Левицкого. Он имеет окна во двор.
– Как мы ответим на ультиматум? – спрашивает Кишкин. – Товарищи! Они ждут ответа!
– Никак, – отвечает Коновалов. – Мы – законная власть в этой стране! Кто они такие, чтобы ставить нам ультиматумы?
– Дмитрий Николаевич, – негромко говорит Терещенко Вердеревскому, – хочу вам напомнить: в июле вы говорили, что негоже вовлекать флот в политическую борьбу.
– Упрекаете, что не исполнил тогда приказа привести флот в Петроград против большевиков?
– Сегодня они привели в Петроград флот против нас, адмирал.
– Мне жаль, Михаил Иванович, но если бы я принимал решение еще раз, то оно было бы таким же…
Мужчины вместе со всеми выходят в коридор.
– Я завидую вашей убежденности, адмирал, – говорит Терещенко. – Похоже, что я теряю остатки веры в торжество либеральной идеи.
– Жаль, – отвечает Вердеревский. – Это очень неприятно – разувериться в вашем возрасте. Но если судить по ситуации, с этим вы тоже опоздали…
25 октября 1917 года. Зимний дворец. Кабинет генерала Левицкого
В комнате полумрак.
На столе горит настольная лампа, загороженная от окна газетным листом.
На газете читается заголовок: «Зиновьев выдает планы Ленина»
Говорят в генеральском кабинете тоже вполголоса.
Рутенберг курит у окна.
Входит Терещенко. Тоже становится к окну, достает портсигар, закуривает.
– Перевели супругу в безопасное место? – спрашивает Рутенберг.
Терещенко кивает.
– Относительно безопасное. Просто окна на другую сторону…
– Она в порядке?
– Можно сказать – да. Испугана, конечно.
– Но больше волнуется за вас?
– И за ребенка. Она беременна, третий месяц на исходе.
– Вот черт… – говорит Рутенберг в сердцах. – Извините, Михаил Иванович… Впрочем, кто ж знал?
– Я и сам себя кляну, но ехать без меня она отказалась категорически.
– Она – отважная женщина…
– Если бы это от чего-то спасало!
В кабинет входит Пальчинский – возбужденный и злой.
– Только что большевики захватили штаб округа, – сообщает он. – Без боя. В штабе никого не было. Маслов только что дозвонился до Городской думы. Депутаты приняли решение идти ходом на защиту Временного правительства. Боятся, что наша охрана их расстреляет. Надо предупредить юнкеров, чтобы по шествию с фонарем не стреляли… Товарищи, члены Городской думы выразили желание умереть вместе с нами!
– Боже, какие идиоты! – шепчет Рутенберг Терещенко. – Они решили умереть вместе с нами! Умереть! У меня на этот счет иные планы.