Рутенберг и Терещенко обмениваются взглядами.
25 октября 1917 года. Дворцовая площадь
За дровяными баррикадами все больше и больше людей с оружием. Это уже не одна и не две сотни человек. Солдаты, матросы, рабочие – кого тут только нет. Все вооружены.
Над подъездами Зимнего, забаррикадированными мешками, горят яркие фонари. Охраняющие юнкера видны, как актеры у рампы. Сияют электричеством огромные окна дворца.
Перед главным входом в Зимний обложены мешками и дровами – три оставшихся орудия. Возле них – замерзшие расчеты. Стволы наставлены на толпу, но ее, похоже, это не смущает.
Со стороны площади слышатся одиночные выстрелы. Несколько пуль попадает в мешки баррикад. Звенят выбитые стекла. Юнкера на стрельбу не отвечают.
Внезапно безо всякой команды толпа срывается с места и начинает бежать в сторону дворца. Что кричат люди – не разобрать. Слышен глухой страшный рев, словно на баррикады надвигается кровожадное дикое животное. Со стороны бегущих беспорядочно палят в сторону Зимнего. Теперь уже пули свистят густо, брызгают во все стороны выбитые стекла огромных окон.
25 октября 1917 года. Казарменные помещения на первом этаже
Защитники занимают позиции у окон, защищенных мешками с песком. Пули влетают через разбитые стекла, калеча мраморные вазы, дырявя стенные панели и висящие по стенам картины.
Кабинет генерала Левицкого.
– Началось, – говорит Багратуни, прислушиваясь. – Господи, помоги…
Терещенко быстрым шагом выходит из кабинета.
– Куда это он? – спрашивает адмирал Вердеревский у Рутенберга.
– У него здесь жена… – поясняет тот.
– А вот это зря… – качает головой Вердеревский. – Этой ночью самое безопасное место для женщин – Смольный…
25 октября 1917 года. Дворцовая площадь
Атака продолжается.
Юнкера в ответ стреляют жиденько. Не в толпу – над головами. Возле пушек идет осмысленное шевеление, и вдруг маленькая батарея выплевывает огонь и клуб дыма. Один, второй, третий… Раскаты пушечного залпа несутся над площадью. Стреляют холостыми: залп шрапнелью с такой дистанции выкосил бы три четверти нападающих.
Толпа разворачивается и мчится в обратном направлении – к арке Генерального штаба, оставляя на брусчатке несколько тел затоптанных при бегстве дружинников.
25 октября 1917 года. Небольшая комната для прислуги под самой крышей Зимнего дворца
В комнате Маргарит. Она сидит, глядя в стену. Входит Терещенко. Он взволнован куда больше, чем жена. Маргарит ведет себя спокойно, хотя, если приглядеться, то видно, что это стоит ей немалых усилий.
– Как ты? – спрашивает Терещенко.
– Бывало лучше…
– Не бойся, штурм отбили. Хватило одного залпа.
– Я не боюсь, Мишель. Видишь – сижу, читаю. Не волнуйся.
– Я должен быть там…
– Я знаю.
– У меня к тебе просьба, Марг…
– Да?
– Будет еще штурм… И не один, понимаешь? Я прошу тебя, когда они прорвутся – спрячься. Спрячься куда угодно! В шкаф, на антресоли, в каминный ход… Неважно. Постарайся сделать так, чтобы тебя не нашли. Это дворец, здесь полно укромных мест. Пока тихо – осмотри этаж. Спустись ниже. Осмотри спальни фрейлин, только не подходи к окнам, ради Бога. Стреляют. Спрячься, любимая. Тут не до гордости, и твоя смелость никому не нужна. Забейся в щель, испарись, но не дай им себя найти. Хорошо?
– Все так плохо, Мишель?
– Я проклинаю себя за то, что привез тебя сюда.
Маргарит обнимает его.
– Не волнуйся. Со мной все будет хорошо. Я сделаю, как ты сказал. Стану тенью…
– Я люблю тебя… – шепчет Терещенко с жаром. – Я клянусь тебе, что если мы переживем эту ночь, то ты станешь моей женой не только перед людьми, но и перед Богом. И никто, слышишь, никто не сможет этому помешать!
– Спасибо, милый, – отвечает Маргарит, целуя мужа. – Мы сделаем так, как ты захочешь… Иди, не волнуйся. Делай, что должен.
Терещенко выходит, дверь за ним закрывается.
– И будь что будет… – добавляет мадмуазель Ноэ.
25 октября 1917 года. Петроград. Река Нева. Крейсер «Аврора»
В боевую рубку вбегает сигнальщик.
– Товарищ Белышев! С берега сигналят – открыть огонь из главного калибра по Зимнему.
– Чем будете стрелять, Белышев? – спрашивает Эриксон с серьезным выражением лица. – У нас ни одного боевого на борту нет…
– А что есть – тем и буду, – парирует Белышев. – Потом будем разбираться. Я б тебя, падлу, в ствол зарядил, но, боюсь, целиком не влезешь… Открыть огонь из носового орудия! Холостым!