Муравьев и Антонов входят в здание и видят лежащие у входа обезображенные тела. Тела лежат на лестнице, в коридорах. Слышны крики ужаса, предсмертные стоны, яростный рев убийц.
Один из победителей видит еще шевелящееся тело и переворачивает его ударом ноги. Это Смоляков. Осколками ему разворотило грудь, лицо в кирпичной крошке, разбито до неузнаваемости. Он хрипит. Убийца стреляет ему в голову из нагана и отворачивается.
Муравьев, обходя поле боя, нарочито спокоен. Он перешагивает через разорванные трупы, не меняясь в лице. Антонов же бледен и явно не в своей тарелке. И вправду, человек, имеющий хоть какое-то подобие души, не может без содрогания смотреть на такое зрелище.
– Не пора ли это остановить? – спрашивает Антонов.
– Хотите рискнуть? – отвечает вопросом на вопрос Муравьев. – Там, на улице, лежит около двухсот мертвецов, которых настругали вот эти мальчики. Я не могу приказать людям не мстить. Они остановятся, когда почувствуют, что – хватит…
– А если не почувствуют?
– Значит, не остановятся. Вы же военный человек, Владимир Александрович. Все сами понимаете. Вам же товарищ Троцкий сказал – с максимальной жестокостью. Не нужно самому казнить, вам достаточно отвернуться… О, старый знакомый!
Муравьев останавливается и ногой перекатывает какой-то предмет, попавшийся ему под ноги, садится перед ним на корточки – это оторванная голова Куропаткина. Лицо изуродовано взрывом, но узнать его все-таки можно.
– Ну, здравствуй, Куропаткин… – говорит Муравьев, ухмыляясь. – Вот и снова свиделись. Честь, говоришь, я потерял? А по мне – лучше честь, чем голову…
Он встает и отталкивает мертвую голову пинком ноги.
– Написали бы о таком в репортаже, Владимир Александрович? Нет? И правильно… Не надо.
Он поворачивается и дальше шагает по битому кирпичу, высокий и сутулый.
29 октября 1917 года. Петроград. Ул. Большая Морская. Главная телефонная станция
Броневик ведет огонь короткими очередями. По броне щелкают десятки пуль. Из здания по солдатам и красногвардейцам продолжают стрелять юнкера. Выстрелы с их стороны теперь гораздо реже.
Из забаррикадированных окон осажденного здания видно, как броневик перестает стрелять, заводит мотор и срывается с места. Выхлоп у него масляный, черный.
– Все, – говорит один юнкер другому, – ребята за патронами поехали!
– Им хорошо, – отвечает другой. – нам за патронами ехать некуда. Вот, у меня три десятка осталось да две ручных гранаты.
– До вечера надо продержаться…
– А там что?
– Не знаю, – говорит первый юнкер. – Пока есть патроны – надо держаться.
Броневик едет по улице, по нему продолжают стрелять.
Внутри бронемашины тесно и жарко, да еще и дымно.
– Похоже, радиатор нам пробили, Серега… – кричит Вихлевщук, крутя баранку. – Мотор греется, сейчас клина поймаем.
– Тяни сколько можешь! – отвечает Дубов с заднего сиденья – он заряжает револьвер. – Если станем здесь, то нам конец!
Броневик выкатывается к мосту, через который как раз движется отряд красногвардейцев. Завидев бронемашину, они бросаются врассыпную. Водитель направляет автомобиль на мост, солдаты стреляют, пули с лязгом отлетают от стальных листов, прикрывающих кабину и борта.
– Гони! – кричит Дубов. – Игорь! Гони на тот берег!
Броневик стреляет выхлопом, раз, другой, третий… Под капотом что-то оглушительно грохочет. Машина катится еще несколько метров и останавливается.
Внутри автомобиля вдруг становится тихо.
– Ну, все, Серега… – говорит Вихлевщук. – Приехали…
К машине со всех сторон бегут вооруженные люди с красными повязками.
Дубов достает револьвер и несколько раз стреляет в смотровую щель, то же самое делает Вихлевщук. Со стороны это выглядит трагикомично – бронемобиль, огрызающийся на толпу револьверным огнем. По броне уже грохочут сапоги, колотят приклады. Кто-то пытается подцепить штыком крышку люка, но штык ломается со звоном.
– Гранаты, гранаты давай! – кричат голоса снаружи.
– Что, так и будем сидеть, командир, – спрашивает Вихлевщук, – пока нас не зажарят?
– Да мне тоже больше свежий воздух нравится… – скалится Дубов. – Прости, напарник, если что не так! Жаль, не полетали… Пошли?
Он распахивает дверцу и стреляет в первого же, ставшего у него на пути.
От неожиданности нападавшие начинают сыпаться с брони, и экипаж успевает выскочить наружу. Но на этом успехи оканчиваются. Красногвардейцы открывают огонь из винтовок. Падает с пробитым боком поручик Дубов, Вихлевщук несколько раз пытается подняться, но оседает на брусчатку.