29 июля 1929 года. Париж. Русская церковь
Эбба и Михаил стоят перед священником.
Рядом с Михаилом капитан Бертон – он снова свидетель на свадьбе Терещенко.
– Венчается раб божий Михаил… – гудит священник.
3 октября 1931 года. Вена
Эбба лежит в кровати, бледная и счастливая. Рядом с ней доктор и сестра-акушерка. Сестра передает Терещенко новорожденного. Это мальчик, он кряхтит и морщится.
– Мы назовем его Иван, – говорит Михаил, держа на руках сына. – Как моего отца – Иван.
Мальчик кричит и выдает вверх сильную струю мочи.
Терещенко заливается радостным смехом.
– Сын… – говорит он проникновенно. – Мой сын. Мой Иван.
Октябрь 1931 года. Вена. Офис Луи Ротшильда
В офисе Терещенко и Ротшильд.
– Мы все благодарны тебе за работу, Мишель, – говорит Луи, – и радуемся твоим успехам. Я уверен, что лучше тебя никто бы не справился с такой сложной задачей. Ты даже не представляешь себе, как мне было приятно слышать слова благодарности от лорда Монтегю за мои рекомендации в твой адрес. Даже мне лестны похвалы от председателя Английского банка!
– Спасибо, Луи!
– Но это только начало пути, Мишель… Нам нужно, чтобы ты полностью взял на себя санацию «Кредит-Анштальт» и выжал из него все, что возможно. Только твои решения, только твоя ответственность. Отчитываться ты будешь перед административным советом. Если ты сможешь обеспечить достойную стоимость активов при ликвидации, то вопрос о твоих долговых обязательствах можно будет считать закрытым.
– Это твое слово, Луи? – спрашивает Терещенко, закуривая.
– Конечно, – спокойно отвечает Ротшильд. – И не только мое. Поверь, я согласовал эти премиальные со всеми заинтересованными сторонами.
– Ликвидировать банк обязательно?
– Ты надеешься сохранить его? – удивленно спрашивает Луи.
– У меня есть мысли по этому поводу. Там есть плохие активы, но я, кажется, знаю, что можно сделать…
– Ну что ж… – говорит Ротшильд. – Я не против, если это принесет нам внеплановые прибыли. А у тебя есть шанс снова поразить Нормана Монтегю в самое сердце…
2 октября 1938 года. Дом семьи Терещенко в Вене
Семья за завтраком. Терещенко сидит в кресле с газетой и утренним кофе. Рядом с ним сын Иван, красивый темноволосый мальчик семи лет, и супруга Эбба.
– Вот черт! – резко говорит Терещенко, отбрасывая газету. – Все-таки началось!
Иван и Эбба с недоумением смотрят на Михаила.
– Прошу прощения, – извиняется он. – Произошло то, что я предвидел. Этот безумный художник решил проверить Англию на прочность!
– Что произошло, милый? – спрашивает Эбба.
– Немцы начали аннексию Судетской области, – поясняет Терещенко. – Воспользовались пронемецкими настроениями у населения, оперлись на чешских наци и… вуаля! Формально это не вторжение, но всем понятно, что происходит! Теперь все зависит от Великобритании и Франции – они должны поставить Гитлера на место, иначе Чехословакия – это только первая ласточка! Он не успокоится, поверь! Я знал таких людей еще в России – они идут до конца! Всегда – только до конца! Гитлер хочет получить всю Европу!
– Это опасно и для нас, папа? – вмешивается в разговор Иван. – Поэтому ты так волнуешься?
– Это опасно для всех, сынок.
Терещенко поворачивается к жене.
– Раньше я думал, что самая большая угроза Европе – большевики…
– А теперь ты боишься наци? – спрашивает Эбба.
– Теперь Европе стоит опасаться и тех, и других. Боюсь, что большая война – это всего лишь дело времени. Вена становится небезопасным местом.
– Ты хочешь уехать?
– Я хочу не просто уехать, а уехать вместе с банком. Зря я, что ли, отдал ему восемь лет жизни?
– Куда?
– Например, в Монако!
Эбба улыбается.
– С «Кредит-Анштальт»? Но ведь это старый австрийский банк! Он не захочет переезжать!
– Боюсь, что ему придется это сделать, чтобы не стать немецким…
Январь 1938 года. Монако. Дворец его высочества князя Луи II
– Я благодарю вас за аудиенцию, ваше высочество!
Терещенко склоняет голову в поклоне.
– Оставьте церемонии, Мишель! Я рад вас видеть!
– А мне видеть вас, ваше высочество, крайне необходимо!
– Что-то случилось, месье Терещенко? Что-то плохое?
– Пока нет, ваше высочество, но может случиться со дня на день…
Князь делает приглашающий жест, и мужчины проходят в курительную.
– Вы говорите о возможной войне? – спрашивает Луи, садясь в старинное кожаное кресло с высокой спинкой.
– О возможной, ваше высочество? Война уже идет, просто мы не называем вещи своими именами!